Выразительные, огромные глаза его стали безумны.
А в этот миг, приплясывая, подскакивая на стременах смирно стоявшей лошади и бросив поводья, бил в ладоши граф Салтыков. Он громко смеялся, лицо его в гримасе восторга.
- Господи! Враг бежит... Победа, победа!.. Господи, благодарю тебя...
- кричит он, на глазах его слезы, губы дрожат, маленький седенький граф то бьет в ладоши, то крестится:
- Победа, победа!..
И во все русские войска перекинулось:
- Победа! Победа!
Всюду, от высот до реки, громогласно гремит "ура!", бьют барабаны, враг, впавший в ужас, всюду стремительно спасается бегством в лес, на мосты и вплавь через реку. А вслед за ним с гиканьем, свистом, пики наперевес, во весь опор скачут чугуевцы и донские казаки: "Ги-ги-ги! Ура!
Ура!"
Все пространство в движении. Как серой метелью, как вьюгой, все пространство - куда ни кинь взор - покрыто бегущими.
Пруссаки бросают оружие, бегут во все стороны, спасаясь в густые леса.
Король Фридрих на пегой кобыле бессмысленно мечется в самом хвосте своей армии. Спасения нет королю. К нему устремились чугуевцы, чтоб взять его в плен.
- Притвиц! Притвиц! Я погибаю...
При ротмистре Притвице всего лишь сорок гусаров - телохранителей Фридриха. Притвиц выхватил саблю. Сорок гусаров, жертвуя собой, бросились навстречу казакам и почти все поголовно погибли. А король ускакал. В беспамятстве он потерял шляпу с султаном. Ее подобрали казаки и доставили Панину <Шляпа Фридриха хранится в Эрмитаже (Ленинград).>.
Было одиннадцать вечера. Обозначились звезды, опять засветлела луна.
Где-то бой барабана, где-то треск, залп, приглушенные стоны людей...
Но все было кончено.
4
Солдаты бережно подхватили главнокомандующего и с неумолчным, от всего сердца, криком "ура" стали качать его. Коротконогий, пухленький старичок высоко взлетал над толпой и мягко падал в упругие руки воинов.
Вот он опустился на ноги, глубоко, с облегчением вздохнул - фууу, подтянул штаны, сказал:
- Спасибо, солдаты. Спасибо, молодцы. Добрую бучку дали Фридриху.
Солдаты опять закричали оглушительно: "Ур-р-р-а-а!" и стали швырять вверх шапки. Салтыков пошарил в карманах штанов, вытянул тюрючок с леденцами, подал солдатам:
- Вот... пососите... леденчики. - Он все еще в одной рубахе, без парика, щеки морщинистые, с румянцем, седые, торчком, волосы, большие уставшие глаза то широко открыты, то по-стариковски щурятся.
- А мы с жалобой к вам, ваше высокое сиятельство. Посовещались промеж собой, да и насмелились... - выдвинулся из толпы не старый еще, черноголовый солдат с серьгой в ухе. - Харч дюже плох. Не вдосыт едим...
Уж не прогневайтесь.
"Ну так и есть, - подумал Салтыков, - а я им, дурак, леденчиков".
- Да, верно, ребята, плохо... Паскудно это у нас, снабжение-то, с провиантом-то. Да и деньги-то из Питера шлют с заминкой... Уж вы как-нибудь.
- Как на спозицию вышли, сухари одни, да картофель, да лук. А к картофелю мы не приобыкли. Иным часом и убоинки хочется, ваше сиятельство.
Уж постарайся...
- Распоряжусь, распоряжусь, ребята.
- Мы как-то двух бычишек заблудящих в лесу словили, да только свежевать принялись, тут нас и сцапали. |