— Это, что называется, «сопутствующие потери», — изрек Гуннар, озирая окружающее нас запустение. — Может, стоить нанять несколько бомжей и беспризорников — пусть поселятся здесь для полноты картины?

В этот момент из дома послышался голос миссис Умляут, спрашивающей, не хотим ли мы горячего шоколада, ведь на дворе довольно холодно. Вместо него мы попросили «кофеечку прям из чайника», что звучало ну совсем по-стейнбековски. Жаль только, что она притащила нам кофе в расписанном цветочками стеклянном сосуде из автоматической кофеварки, не то вышло бы еще ближе к исторической правде.

И вот тут домой вернулась Кирстен и вышла к нам поздороваться. Я был счастлив видеть ее, несмотря на неловкость.

— Я слышала, тебя официально назначили Купидоном нашей школы? — с усмешкой проговорила она, намекая на новоизобретенную валюту любви, для которой я, можно сказать, печатал купюры.

— Я не мечу стрелы, только заряжаю лук.

Гуннар со стоном закатил глаза. Улыбка, которой меня одарила Кирстен, поблекла, стоило ее взгляду упасть на гранитный булыжник посреди «пыльного котла». Я так привык к недоделанному надгробию, что совсем забыл про него.

— Задвинул бы ты куда-нибудь эту штуку, — сказала Кирстен брату. — Она тут как бельмо на глазу.

— Не-а, — возразил Гуннар. — В «пыльном котле» столько людей погибло! Ей тут самое место.

Его сестра взглянула на меня, но я отвел глаза. Ни к чему мне вмешиваться в их разборки. Я принялся старательно отряхивать пыль с джинсов.

— На обед останешься? — спросила Кирстен.

— Нет, — поспешил я ответить. — Мне вечером на работу.

После прошлого ужина у Умляутов я лучше буду разносить меню и разливать воду в папином ресторане, чем сидеть за их столом. Даже больше: лучше самому значиться в меню, чем обедать с их отцом, если тот ненароком придет домой.

Кирстен, наверно, прочла мои мысли, потому что сказала:

— Знаешь, у нас не всегда так плохо...

— Нет всегда, — отрезал Гуннар, с шумом прихлебывая горячий кофе.

— И что из тебя вечно так и прет негатив? — осведомилась Кирстен. Я хотел было посоветовать ей отнестись к умирающему брату с пониманием, но становиться в споре не на сторону своей потенциальной девушки неумно.

Гуннар пожал плечами.

— Ничего из меня не прет, просто говорю как есть. — И, взглянув на кофейник, добавил: — Как сказал Бенджамин Франклин: «Правда похожа на кипящий чайник. Ошпаришься или заваришь чай — зависит от тебя».

Кирстен смерила его взглядом, полным отвращения, и от этого — вот уж не думал, что такое возможно — ее красота чуть-чуть померкла.

— Мой брат вовсе не такой умный, как он себе воображает. — С этими словами она повернулась и решительно зашагала в дом.

— Я достаточно умен, чтобы сообразить, куда таскается наш папочка, — сказа Гуннар.

Это приостановило Кирстен, но лишь на один миг, после чего она спохватилась и пошла дальше, даже не оглянувшись и, таким образом, не дав брату ни унции удовлетворения.

Она ушла, а мы молча продолжили запихивать убиенные растения в пластиковые мешки. Теперь, когда Кирстен напомнила про могильный камень, мой взгляд все время обращался к нему. Слон посреди «пыльного котла». Зато Гуннар, против обычая, не скорбел о собственной кончине — его мысли витали где-то далеко.

— Три раза, — наконец проговорил он, нарушив молчание, — три раза я проверял одометр в отцовской машине — перед тем, как он уезжал, и после. Посчитать было нетрудно. Все три раза он ездил в какое-то место, расположенное между ста тридцатью и ста сорока милями отсюда.