Мистер Тотль улыбнулся; но в этой улыбке отражалось отчаяние. Когда смех мистера Парсонса прекратился, мистер Тотль довольно деликатно сделал предложение, чтобы за отсутствием виски обратиться в обыкновенному грогу, и, прилагая слово к делу, немедленно зажог сальную свечу, достал огромный ключ, принадлежавший к уличным дверям и при экстренных случаях исполнявший обязанность ключа от винных погребов, созданных воображением, вышел из комнаты и попросил хозяйку наполнить стаканы и дополнить ими недельный счет. Просьба Тотля увенчалась полным успехом: требуемое было подано с приличной поспешностью не из "глубоких до беспредельности"; но из ближайших соседних погребов. Коротенькие джентльмены составили себе по грогу и с полным комфортом расположились перед камином.

- Тотль, сказал мистер Габриэль Парсенс: - ты ведь знаешь меня: я человек откровенный, говорю что думаю, и что думаю, то и говорю, терпеть не могу церемоний и ненавижу скрытность и всякое притворство. Нельзя назвать хорошим то домино, которое скрывает одну только наружность, а не производит того чтобы и дурное казалось хорошим; да тоже и то домино нехорошо, из под которого белые бумажные чулки кажутся шолковыми. - Послушай, вот что я хочу сказать тебе.

При этом мистер Парсенс остановился и сделал весьма длинный глоток. В свою очередь и мистер Тотль прихлебнул из стакана, помешал огонь в камине и принял вид глубочайшего внимания.

- Впрочем, к чему тут долго рассуждать! снова начал коротенький джентльмен. - Ты ведь хочешь жениться... не так ли?

- Почему же! отвечал мистер Тотль, недовольный предметом разговора. - Почему же.... конечно.... по крайней мере мне кажется, что я от этого непрочь.

- Так что же, ты хочешь? сказал коротенький джентльмен. - Говори коротко и ясно; иначе сейчас же и делу конец. Ты хочешь иметь деньги?

- Мне кажется, вам уже известно это.

- Ты любишь прекрасный пол?

- Люблю.

- Следовательно, ты хочешь и жениться.

- Конечно.

- Так я тебе скажу, что ты и женишься.

- Вот тебе и конец!

Сказав это, мастер Габриэль Парсонс понюхал табаку и сделал другой грог.

- Но, ради Бога, прошу вас, говорите яснее, сказал Тотль.- Согласитесь сами, что нельзя же оставлять меня в недоумении, если предлагается партия сколько нибудь интересна.

- Послушай, отвечал мистер Габриэль Парсонс, более и более разгорячаясь как предметом этого разговора, как и грогом: - я лично знаю лэди, она теперь остановилась у моей жены, и - ужь позволь сказать - вы с ней будете пара превосходная. Воспитана отлично, говорит по французски, играет на фортепьяно, знает из натуральной истории все, что касается до цветов и раковин, и многое тому подобное; кроме того она имеет пятьсот фунтов в год, с неограниченной властью располагать ими: они оставлены ей по духовному завещанию.

- Так что же! пожалуй я присватаюсь к ней, отвечал мистер Тотль. - Вероятно, она уже немолода?

- Не очень; как раз тебе под пару.... Кажется, я уже сказал об этом.

- А какого цвета волосы у этой лэди? спросил мистер Ваткинс Тотль.

- Вот ужь право не припомню, отвечал Габриэль с величайшим хладнокровием. - Впрочем, кажется, что у ней накладка; я с первого раза заметил это.

- Что за накладка? воскликнул Тотль.

- Будто ты не знаешь? это просто небольшая вещица с локонами, сказал Парсонс и в пояснение слов своим провел по лбу кривую линию.- Я знаю, что накладка черная, но не могу утвердительно сказать, какого цвета волосы ея; чтоб узнать это, непременно нужно пристальнее заметить; во всяком случае, мне кажется, что они светлее накладки, так, что-то в роде дымчатого цвета.