И мистер Габриэль Парсонс снова опустился на стул и начал хохотать сколько доставало его сил. Тотль был должен ему, а потому Парсонс имел полное право хохотать насчет должника.

Мистер Ваткинс Тотль с твердостью принял приглашение обедать у Парсонса через день, и, оставшись один, с душевным спокойствием смотрел на предстоящее свидание.

Восшедшее через день солнце никогда еще не усматривало снаружи Норвудского дилижанса такой щегольской особы, как мистер Ваткинс Тотль, и когда дилижанс подъехал к крошечному домику, с парапетом для прикрытия дымовых труб и лужком, похожим на огромный даст зеленой почтовой бумаги, - то утвердительно можно сказать, что он никогда еще не привозил к месту назначения джентльмена, который бы чувствовал такое сильное беспокойство и неловкость, какое испытывал тот же мистер Ваткинс Тотль.

Дилижанс остановился, и мистер Ваткинс Тотль спрыгнул... ах! виноват: спустился, - с соблюдением величайшего достоинства. "Ступай!" сказал он, и дилижанс покатился на гору с тем равнодушием к скорости, которое в загородных дилижансах особенно заметно.

Мистер Ваткинс Тотль нетвердой рукой дернул рукоятку садового звонка. Нервическое состояние его вовсе не уменьшилось, когда он услышал, что звонок звенел как пожарный колокол.

- Дома ли мистер Парсонс? спросил Тотль у человека, отворявшего ворота.

Голос его был едва слышен, потому что колокольчик звенел оглушительно.

- Я здесь! заревел голос с зеленой лужайки; и действительно: там был мистер Габриэль Парсонс.

На нем надета была фланелевая куртка. Он чрезвычайно быстро перебегал от калитки к двум шляпам, поставленным одна на другую, и обратно к калитке, между тем как другой джентльмен, у которого сюртук был снят, гнался за мячом в самый конец зеленой лужайки. Джентльмен без сюртука, отъискав мяч, что продолжалось, между прочим, минут десять, побежал к шляпам, между тем как мистер Габриэль Парсонс поднял палку. Потом джентльмен без сюртука весьма громко закричал: "играй!" мяч покатился, и мистер Габриэль Парсонс снова подбежал к шляпам, положил палку и погнался за мячом, которые, к величайшему несчастию, укатился в соседнее поле. Они называли это игрою в криккет.

- Тотль, не хочешь ли и ты присоединиться? спросил Парсонс, приближаясь к гостю и вытирая с лица пот.

Мистер Ваткинс Тотль отклонил предложение, одна мысль о принятии которого кидала его в жар сильнее, чем самого Парсонса игра.

- В таком случае войдемте в комнаты. Теперь ужь половина пятого, а мне еще нужно умыться до обеда, сказал мистер Габриэль Парсонс. - Знаете, церемонии и ненавижу здесь.... Томсон! вот это Тотль. Тотль! вот это Томсон - член человеколюбивого общества.

Мистер Томсон беспечно поклонился; поклон мистера Тотля был натянут; и вслед за тем мистер Габриэль Парсонс повел друзей своих в комнаты. Габриэль Парсонс был богатый кондитер и всякую грубость свою приписывал честности, открытому и чистосердечному обращению; впрочем, есть люди и кроме Габриэля, которые воображают, что грубое обращение - верный признак чистосердечия.

Мистрисс Габриэль Парсонс весьма грациозно приняла гостей на лестнице и повела их в гостиную. На мягком диване сидела лэди весьма жеманной наружности и заметно недружелюбных наклонностей. Она принадлежала к тому разряду женщин, о возрасте которых весьма трудно сделать какое нибудь верное определение. Быть может, что черты лица её были бы чрезвычайно прелестные еслиб она была помоложе; а может быть оне и в молодости имели такой же вид, как теперь. Цвет лица её - с легкими следами пудры - отличался белизною восковой фигуры; лицо её было выразительно.