|
. Каждый его маневр, каждый импульс гиперреактивных двигателей обладал совершенством абсолютной логики – той, что приходит не с годами, а только с тысячелетиями. Будучи изрядным знатоком человеческой истории, особенно военного ее сегмента, капитан Детеринг мог сравнить стиль мышления Виррена со стилем парусных командиров эпохи Трафальгара (потрясавшего, кстати, Йорга еще с детства) – та же изумительная, пусть и обманчивая, легкость, та же однозначная предсказуемость в ходовом – но не в боевом! – маневре, тот же великолепный результат. Когда-то кадет Детеринг раз за разом пересматривал зрелищные учебные фильмы, посвященные последнему столетию боевого парусного флота Земли, и горевал о том, что неудержимый, пусть и сильно заторможенный, прогресс Человечества вывел в океаны неуклюжие чадящие броненосцы. Наследник звездоплавателей, он видел в последних парусных линкорах изящество, никак не совместимое с адски ревущими, всегда изувеченными в боях черными монстрами, на которых его предки пробивались через пространство. Но прошлое было забыто. Впереди ждала только реальность – с неизбежными поломками агрегатов и полудохлой имперской аварийно-спасательной службой, с невозможностью держать строй конвоя и с пиратами, хорошо знающими, где вкусно…
А Виррен – мог! Мог не просто держать строй на своем столетнем крейсере, пусть и переоснащенном на модифицированные системы управления, а – маневрировать на уровне, доступном, пожалуй, лишь лучшим имперским пилотягам, причем делал он все это с легкостью и едва ли не шутя. Опыт, опыт, твердил себе Йорг, глядя, как Драпендра наливает Бигби что-то в крохотный серебряный стаканчик. Опыт не лично Виррена, нет, – опыт поколений. То, что невозможно ни купить, ни, тем паче, украсть. Детеринг помнил мемуары одного имперского фельдмаршала, честно описавшего свои ощущения в недавней войне: «…Находясь, волею судьбы, в одном строю с лидданами, мы испытывали невероятные муки. Неизменно тактичные, добросердечные, являющиеся джентльменами в подлинном смысле этого слова – лидданские генералы доводили мой несчастный штаб до неврастении… в конечном итоге я должен признаться, что дрались мы как черти – но не столько за Империю, сколько за свое элементарное человеческое достоинство, за свое право называться солдатами. Мои командиры гнали линкоры прямо в огонь только для того, чтобы показать, что мы, homo, тоже можем и умеем воевать. Вряд ли найдется хоть один мой солдат, не исполненный благодарности к нашим союзникам и боевым товарищам, – но возвращаться в этот ад я не хочу!» Во многих совместных операциях лидданы действительно закрывали собой имперские подразделения, отводя их во вторую линию. Корварцы вели себя совершенно иначе. «Здесь вам не Диснейленд по вторникам! – заявил на первом же оперативном совещании князь Лод-Кейн, поднявший за своей спиной десять тысяч звездолетов разных рангов. – Я вас слишком хорошо знаю, поэтому говорю сразу: скидок на мороженое не будет! Я это вам говорю, командиры легионов: потерявшие строй на марше пусть валят куда хотят, спасать я никого не собираюсь. Вывалившийся из строя в бою – будет расстрелян. И жалуйтесь хоть вашему Господу Богу, я ему не подданный!» И легионы, приданные корварским кланам, строй держали. Так кассанданский бык, вцепившись в колючий куст раффи, который специально для него привезли с Орегона, не остановится, пока не сожрет все видимое и ощутимое. Можно попытаться отодрать быка трактором… пятитысячесильная турбина легко отрывает тушу от куста – но голова остается на месте и еще какое-то время жует… Имперские легионы шли в бой, выдерживая сложный полигональный боевой конус корварцев – шли, часто пережигая двигатели и оказываясь в атаке на пределе ресурса, – но они, стиснув зубы, двигались и стреляли. О бое в одном строю с корварскими кланами не жалел никто. |
