– Почему ты его прячешь в деревне?

Пастухов теряется: государыня его обвиняет. Сбитый с толку, он невнятно бормочет:

– Я его не прячу, Ваше Величество. Просто ему там лучше. Спокойный уголок вдали от шумного Петербурга. По своему здоровью он нуждается в отдыхе, свежем воздухе, тишине…

– Ну хорошо, хорошо! – прерывает его царица. – Не трудись оправдываться. Я не собираюсь тебя ругать. Однако же странно, что никто во дворце мне не доложил, что у тебя есть сын. Хотя, помнится, в свое время говорили об этом, но без подробностей. У меня, как всегда, в одно ухо влетело, в другое вылетело.

Государыня мечтательно улыбается.

– Карлик, говоришь, – переспрашивает она, – настоящий карлик?

– Да, Ваше Величество.

– И какого он росту?

– Едва достает мне до пупка.

– Замечательно! А как прозывается?

– Рожденный в венчанном браке, он носит мою фамилию – Пастухов.

– А имя?

– Василий… Попросту – Вася.

– Любит ли он, по крайней мере, смеяться?

На минуту замешкавшись, Пастухов отвечает поспешно:

– Полагаю, что любит, Ваше Величество.

– А умеет ли он смешить?

– Надеюсь, что да… Хотя мне, как отцу, трудно об этом судить.

– Ну а гримасничать?

– Он… Он научится, если надо!

– Этому нельзя научиться, Иван Павлович, с этим надо родиться, – строго замечает Анна Иоанновна.

– Вполне с вами согласен, Ваше Величество, но ему есть в кого…

– Однако же его отец ты, а я ни разу не видела, чтобы ты когда-нибудь строил рожи.

Пастухов окончательно сбит с толку. Что ответить? Анна Иоанновна ждет, буравит взглядом насквозь. И тогда он идет на ложь.

– Иногда случается, Ваше Величество… когда остаюсь один… перед зеркалом, и… и моя жена, мать Васи, в свое время тоже гримасничала, чтобы меня позабавить…

– А что, сейчас она уже не гримасничает?

– Она умерла, Ваше Величество.

– Ах да! Вечно я все забываю. Бедная женщина, упокой, Господь, ее душу. Ну а ты, по слухам, теперь незаконно живешь с молодой девкой?

– Вроде этого, Ваше Величество.

– И, как мне сказывали, ты ее взял из Болотова?

– Да, Ваше Величество. Но крест одиночества искупает многие прегрешения, как говорит мой болотовский духовник отец Феофан.

– Кто же тебя осуждает? Ты волен любить кого хочешь. Поберегись, однако! Как бы тебя не обобрала плутовка! Чем моложе женщина, тем крепче у нее зубки, а крепкие зубки всегда норовят отхватить изрядный кусок! Впрочем, твое дело. Вернемся к нашему разговору. Я хотела бы посмотреть на твоего сына.

– Об этой милости я и пришел просить Ваше Величество.

– Особенно-то не надейся. Я не собираюсь брать себе еще одного шута. Хватит с меня восемнадцати. Но мне интересны все, у кого есть природные недостатки, ты это знаешь. Так что в один из дней приходи с твоим Васей ко мне. К тому времени я, может быть, и надумаю взять его во дворец. Договорись с моим камергером о дне и часе приема. А теперь ступай. Меня еще ждет гора скучных дел.

Пастухов поспешно поднимается, целует в порыве благодарности протянутую царицей тяжелую влажную руку, прикладывается к кончикам толстых, в избытке унизанных перстнями и кольцами пальцев. В это время дверь отворяется, в кабинет без доклада входит Иоганн Бирон. Несомненно, он здесь свой человек. Анна Иоанновна не может скрыть радости: визит Пастухова ее утомил. Ей сейчас хочется одного: поскорей остаться наедине с фаворитом.