Слова Евдокии подбодрили боярина.

– Да, кстати, сын, Ее Величество выразила желание на тебя поглядеть.

– Потому что я карлик? – горестно улыбнулся Вася.

– Отчасти поэтому, но не только. Я ей рассказал о тебе, о твоих способностях, о даре твоем.

– О каком даре, отец? Нет у меня никакого дара!

– Есть-есть!.. Не скромничай! Ты умеешь смешить людей, когда хочешь, и горазд петь петухом…

– И этого будет довольно?

– Для начала… А дальше посмотрим… Сейчас главное – подготовиться. Встреча назначена в следующее воскресенье после обедни. Надеюсь, ты понимаешь, какую честь оказала нам государыня. Не подведи меня! Не осрамись перед Ее Величеством. Впрочем, я буду сам тебя сопровождать.

Опустив низко голову, прижав подбородок к впалой груди, Вася жалобно прошептал:

– Лучше бы нам туда не ходить, отец!

– Почему?

Вася вздохнул.

– Мне неловко, когда меня начинают разглядывать, – признался он, не поднимая головы.

– Вздор! От тебя не убудет, если царица на тебя поглядит.

– Не убудет… А ну, как она засмеется?

– Эко дело! Если она засмеется, значит, ты ей понравился. И это должно для тебя быть важнее всего, вернее, для нас. Ну, а если… если она при виде тебя останется мраморной статуей, вот тогда можешь поплакать: поход наш не удался. Но я уверен в противном, поскольку знаю тебя и знаю царицу. Не упрямься, сын. Положись на меня. Потом сам мне скажешь спасибо.

Вася продолжал отрицательно качать головой. Боярина осенило сменить тон и доводы, он повысил голос:

– Не могу понять, почему тебе так претит развлекать своим необычным видом государыню и ее друзей? Господь создал каждого из нас по своему разумению, и долг христианина – как можно лучше распорядиться дарованной ему внешностью. Красивый пленяет своей красотой, умный – умом, а карлик, для того чтобы преуспеть, смешит уродливым телом, и то для него не зазорно, ибо он такая же тварь Божья, как и они. То не главное, кто ты – пахарь, скоморох или полководец, главное – выполнить, и как можно лучше, предначертанное свыше. Надобно гордиться и благодарить государыню за внимание, которое она тебе оказала, чем бы оно ни было вызвано.

– А я не горжусь, отец, мне стыдно… и больно, – с горечью произнес Вася.

Упрямство сына вывело боярина из себя.

– Вы только его послушайте! – воскликнул он раздраженно. – Человеку выпало редкое счастье побывать во дворце и повеселить саму государыню!.. Другой бы рассыпался в благодарностях, а ты кривишь рот и перечишь. Я в тебе обманулся, Вася! Ты огорчил меня.

Евдокия торжественно подвела итог длинному разговору всего одной фразой:

– И какой же ты сын после этого?

Евдокия со временем приобрела в доме власть и права законной супруги, хотя была всего лишь наложницей из крепостных, по случаю получившей вольную. Ее вопрос, прозвучавший как обвинение, показался Васе более убедительным, чем длинная речь отца. Подняв голову, он с тоской посмотрел на обоих и обреченно выдохнул:

– Будь по-вашему. Ну и что мне там надо делать?

– То, что мы все делаем на Руси: повиноваться. И поверь мне на слово, сын, повиноваться так же почетно, как и командовать.

– Но я не хочу развлекать людей. Я не умею!

– И не надо! С тебя достаточно будет предстать перед государыней и сказать ей несколько слов.