Изменить размер шрифта - +
Сквозь прозрачные стены просвечивала обстановка комнат; мебель, ковры, вазы. Все на глазах оживало, и процесс этот набирал обороты. Твердая материя вещей, каждой мелочи, истлевшей много лет назад, но оставившей свой потаенный код, теперь возвращалась к жизни силой воображения. Вещи вспоминали сами себя во всем своем совершенстве и возвращались на место.
     Все было зыбко, но Гарри увидел ажурную решетку изгороди; испанскую плитку на крыльце; витые лестницы на второй и на третий этажи, где было по две уборных и по шесть уютных спален.
     А потом, даже прежде чем возникла крыша, начали появляться те, кто населял дом.
     — Дамы, — восхищенно прошептал Рауль.
     Дамы появлялись везде. На лестничных площадках и в спальнях, в гостиных и в кухне. Их голоса и смех звучали, как тихая музыка.
     — Вот Беделия, — сказала Мэв. — А это Хильдегард и Дженни, моя милая Дженни…
     Гарри подумал: это было не самое плохое место, если в конце концов о нем остались такие воспоминания. По современным стандартам красоты немногие из этих женщин считались бы привлекательными, но в доме веяло покоем и весельем, что вполне располагало и к смеху, и к эротическим утехам.
     Что касается клиентов, приносивших доход заведению, то они проходили прозрачными, еле заметными тенями, призраками призраков мелькали на лестницах, в спальнях и ванных. Как Гарри ни всматривался в лица, он так и не сумел никого разглядеть, будто дом понимал их желание оставаться неузнанными, потому что они стыдились своей похоти.
     Женщины же не выказывали никаких признаков стыда. Гарри видел, как одна вышла на лестницу с обнаженной грудью; другая, совсем голая, стояла на площадке. Они болтали друг с другом в уборной, терли друг другу спины в ванной, брили ноги и то, что между ними.
     — Бот, смотри. — Мэв показала на невероятно пышную женщину, сидевшую в кухне и отщипывавшую кусочки пудинга с фарфорового блюда. — Это Мэри-Элизабет. Она свои деньги отлично отрабатывала. На нее всегда была очередь.
     А это, — Мэв перевела палец на бледную черноволосую девушку, кормившую попугая, зажав кусочек в зубах, — это Долорес. А попугай… Как звали попугая? — Она оглянулась на Рауля. — Слушай, спроси у Кокера — Илия, — тут же ответил Рауль, Мэв улыбнулась.
     — Да, конечно же Илия. Она уверяла, что он предсказывает будущее.
     — Вы были здесь счастливы? — спросил Гарри.
     — Я не собиралась заниматься этим, — ответила Мэв, — но, как ни странно, да. Может быть, даже слишком. Вот люди и стали завидовать.
     — Поэтому они сожгли дом? — спросил Гарри, подходя к лестнице, по которой поднималась Мэри-Элизабет. — Из зависти?
     — Одни из зависти, — сказала она. — Другие исключительно из благородных чувств: они не желали, чтобы мы с девушками портили горожан. Можете себе представить? Без меня и без этого дома никаких горожан бы и не было, поскольку не было бы города. И они это знали. Вот почему они ждали случая…
     — И что же это за случаи?
     — Наш сын. Наш безумный сын, пошедший не в отца, а в меня. Кокер был такой деликатный, а в роду О'Коннелов все сумасшедшие, и это передалось Клейтону. Кроме того, мы совершили ошибку: мы говорили ему, что он не такой, как все, что он дитя двух миров и когда-нибудь получит огромную власть.
Быстрый переход