|
- Значит, откуда тут взялось звездное небо, понятно. Понятны, пожалуй, и сфинксы. Но вот трактор и эта арка... - А через эту арку красногвардейцы шли на приступ Зимнего, - напомнил директор. - И трактор как живой, - похвалил дед. - На таком у меня внучок ездит. Только вот флажка нет. Опять они стояли, молчали и думали. Зыбин видел: эскиз директору явно нравился, но он чувствовал его необычность и боялся, не пострадает ли от этого доходчивость. Все ли поймут замысел художника. - Ну, ну, высказывайся, хранитель, - сказал он настойчиво. - Давай обсуждать. - И пространство у вас какое-то странное, - сказал Зыбин. - Как бы не полностью разрешенное. Это не плоскость и не сфера. Вещи лишены перспективы, все они как бы не одновременны. Калмыков вдруг остро взглянул на него. - Вот именно, - сказал он, - вот именно. Вы это очень хорошо подметили. Время я тут уничтожил, я... - Он сделал паузу и выговорил ясно и четко, глядя в глаза Зыбину: - Я нарушил тут равновесие углов и линий, а стоит их нарушить, как они станут удлиненными до бесконечности. Вы представляете себе, что такое точка? Зыбин представлял себе, что такое точка, но на всякий случай отрицательно покачал головой. - Вот, - сказал художник с глубоким удовлетворением, - один вы из всех мне известных людей сознались, что не знаете. Точка есть нулевое состояние бесконечного количества концентрических кругов, из который одни под одним знаком распространяются вокруг круга, а другие под противоположным знаком распространяются от нулевого круга внутрь. Точка может быть и с космос. Он сказал, вернее, выпалил это одним духом и победно посмотрел на всех. Но директор недовольно поморщился. Сейчас он понял: нет, до масс это не дойдет. Сложно. - У нас это не пойдет, - сказал он коротко. - Трактор и арку уберите, а небо можно оставить. Но еще что-нибудь надо, на другие стены. Ну, суд над Галилеем. Битва динозавров. Не бог сотворил человека, а человек бога по образу и подобию своему. Завтра зайдите ко мне, посмотрим вместе, подберем. - Понятно. Будет сделано, - сказал художник и молча отошел к берегу Алмаатинки. Там у него стоял мольберт и уже собирались зеваки и ребята. А кто-то длинный и пьяный важно объяснял, что этого художника он хорошо знает, и он постоянно ходит в зеленых штанах, потому что у него такая вера. Подошел к мольберту и Зыбин. - Можно взглянуть? - спросил он. Калмыков пожал плечами. - Пожалуйста, - сказал он равнодушно, - только что смотреть? Ничего еще не закончено... Вот если бы вы зашли ко мне домой, я бы показал вам кое-что. - И вдруг обернулся к нему: - Так, может, зайдете? - Спасибо, - сказал Зыбин, - обязательно зайду. Дайте только адрес, сегодня же и зайду. *** Через много лет он написал: "Попал к нему я, однако, только через четверть века. Потому что в тот день как-то у меня не оказалось времени, а потом он уже и не звал к себе. А затем мы разъехались в разные стороны, и я совсем забыл о художнике Калмыкове. Знал только, что из театра он ушел на пенсию, получил однокомнатную квартиру где-то в микрорайоне (а раньше жил в старых казарменных бараках) и теперь живет один, питается молоком и кашей (он заядлый вегетарианец). Его часто видят на улицах. В прошлые мои приезды я тоже видел его раза три, но он на меня, как и на всех окружающих, никакого внимания не обратил, и поэтому я молча прошел мимо. Я заметил, что он похудел, пожелтел, что у него заострилось и старчески усохло лицо. |
