|
.. Ах, счастливый Рамсес, тебя еще ждут большие сюрпризы!.. Ибо, когда придет срок и заимодавцы начнут навещать тебя якобы для того, чтоб засвидетельствовать свое почтение, ты будешь похож на оленя, преследуемого собаками, или на египетскую девушку, которая, зачерпнув воду из реки, увидела вдруг мозолистую спину крокодила... - Все это очень забавно, - остановил его, смеясь, Рамсес, - однако не приносит ни единой драхмы... - Можешь не кончать, - перебил его Тутмос. - Я немедленно отправляюсь за финикийским банкиром Дагоном, и нынче же вечером, если даже он еще и не даст тебе денег, ты успокоишься. Тутмос выбежал из дворца, сел в небольшие носилки и, окруженный прислужниками и компанией таких же, как и он, ветрогонов, скрылся в аллеях парка. Перед закатом солнца к дому наследника подъехал финикиянин Дагон, известнейший в Мемфисе банкир. Это был еще крепкий человек, желтый, сухой, но хорошо сложенный. На нем был голубой хитон и поверх него белая накидка из тонкой ткани. Рядом с париками египетских франтов и их фальшивыми бородками его длинные волосы, перехваченные золотым обручем, и пышно разросшаяся борода производили внушительное впечатление. Покои наследника кишели аристократической молодежью. Одни купались и умащали себя благовониями, другие играли в шашки и шахматы, третьи в компании нескольких танцовщиц пили вино под сенью шатра на террасе. Наследник не пил, не играл, не разговаривал с женщинами, а ходил вдоль террасы, с нетерпением поджидая финикиянина. Завидев в аллее его носилки, подвешенные к двум ослам, царевич сошел вниз, где была свободная комната. Через минуту в дверях появился Дагон. Он стал у порога на колени и воскликнул: - Привет тебе, новое солнце Египта!.. Да живешь ты вечно и да достигнет слава твоя самых далеких берегов, куда только доходят финикийские суда... По приказанию царевича он встал и заговорил, оживленно жестикулируя: - Когда благородный Тутмос вышел из носилок перед моей хижиной (мой дом - это хижина по сравнению с твоим дворцом, наследник), лицо его так сияло, что я сразу же крикнул жене: "Фамарь, благородный Тутмос пришел не ради себя, а ради кого-то, кто выше его - настолько, насколько Ливан выше приморских песков..." Жена спросила: "Откуда ты знаешь, господин мой, что благороднейший Тутмос явился не ради себя?" - "Потому что он не мог прийти с деньгами, ибо у него их нет, и пришел не за деньгами, потому что у меня их нет..." Тут мы оба поклонились благородному Тутмосу. Когда же он сказал нам, что это ты, достойнейший господин, хочешь получить от своего раба пятнадцать талантов, я спросил жену: "Фамарь, разве плохо подсказало мне мое сердце?" А она мне в ответ: "Дагон, ты такой умный, что тебе надо быть советником наследника престола". Рамсес негодовал, но слушал ростовщика, - он, который так часто выходил из себя даже в присутствии собственной матери и фараона! - Когда мы, - продолжал финикиянин, - хорошенько подумали и сообразили, что это тебе, господин, нужны мои услуги, наш дом осенила такая радость, что я приказал выдать прислуге десять кувшинов пива, а моя жена Фамарь потребовала, чтоб я купил ей новые серьги. |
