Верный -- ПЕТР".
-- Ума не приложу, что с ним делать! Самое лучшее, если бы
он помер... Естественно, как умирают все люди на свете. Понимаю
тебя, Катенька, -- согласился Орлов.
Петр был еще жив, а Екатерина уже решила показать двору, что
она женщина свободная. На большом приеме во дворе, следуя к
престолу, она публично указала Нарышкину:
-- Левушка, а где кресло для Григория Орлова?
Кресло для фаворита поставили подле трона...
Вечером он ужинал в узком кругу приближенных императрицы и с
нахальством, ему присущим, при всех ляпнул:
-- Мы тебя, матушка, возвели на престол, но ежели не угодна
станешь, и сковырнем с горушки за милую душу... Опыт у нас уже
имеется -- так дело спроворим, что только покатишься!
У женщины достало терпения промолчать. Но такой хвастливой
наглости не стерпел гетман Кирилла Разумовский.
-- Только попробуй! -- сказал он Гришке. -- Не пройдет,
сударик, и недельки, как мы распнем тебя на первом же заборе...
10. С ДЕРЖАВОЙ И СКИПЕТРОМ
Екатерина пригласила "овдовевшего" Шувалова:
-- Иван Иваныч, а кто такой Авраам Шаме?
-- Подлец, торговавший в Москве уксусом, потом был домашним
учителем детей Олсуфьевых, но они изгнали его, яко неуча. Шаме
вернулся в Париж, где сочинил донос на Дидро и д'Аламбера,
после чего король запретил издание Энциклопедии, почитая ее
авторов достойными виселицы. Несчастный Дидро, поправ ученую
гордыню, был вынужден обратиться даже к... стыдно сказать!
-- Со мною не стыдитесь, -- улыбнулась Екатерина.
-- Он умолял вступиться за него мадам Помпадур.
-- И что ответила эта грязная потаскуха?
-- Помпадур писала: если правда, что Энциклопедия начинена
порохом для взрыва церкви, то эту книгу надобно сжечь, если же
это неправда, то надо послать на костер Авраама Шаме.
-- Ответ хорош! -- Екатерина собрала губы в яркую точку. --
А я напишу господину Дидро, чтобы ехал в Россию и заканчивал
издание Энциклопедии на русские деньги. Обещаю ему чины,
уважение, славу, богатство, свободы...
Екатерина сделала первый реверанс пред новейшей философией
XVIII века. Европа заговорила, что "свет идет с Востока", а
Вольтер стал главным бардом русской императрицы. "В какое время
живем мы? -- восклицал мудрец. -- Франция преследует философию,
а Скифы ей покровительствуют... пощечина, данная из Скифии
нашим глупцам и бездельникам, доставила мне величайшее
удовольствие". Просвещенному абсолютизму Екатерина принесла
первую дань. Заручаясь самой авторитетной поддержкой в Европе
-- вольтеровской, императрица укрепляла свое положение на
русском престоле...
Екатерину беспокоило, как бы не разлакомился приехать на
русские хлеба какой-либо ее родственничек! Она-то ведь знала,
что у себя дома германские князья охотно доедают вчерашний
прокисший суп, но зато, попав в Россию, делаются ненасытны, как
шакалы.
-- Из Коллегии иностранной, -- распорядилась она, -- надобно
послать человека ловкого, чтобы объехал моих сородичей и дал
понять каждому: Россия для них навсегда закрыта. |