|
-- Да, ума у него палата, -- согласился Прошка. -- Но вот у нас в Соломбале коты эти самые прямо чудеса вытворяют. Своими глазами видел, как один рыжий верхом на собачке Двину форсировал, дела котовские в городе сделал, всем кошкам знакомым визиты учинил, откланялся и обратно на собачке домой приплыл... Хорошо жилось в Казани! Но особенно радовало Прошку сияние глаз девичьих, которые уже не раз замирали на нем. Анюточка Мамаева была пятнадцати лет -- уже невеста, и, когда Прошка похвалил сияние ее глаз, девушка сказала, что глаза у нее не папины: -- А от мамочки, коя из породы дворян Рославлевых. -- А я имею честь из поморов Курносовых быть! -- Вы, сударь, фамилию свою вполне ликом оправдываете. -- Что делать? Курносые тоже сердце имеют... Прошка и намеки всякие пробовал уже делать: -- Вы кого-нибудь любите ли, сударыня? -- Маменьку. -- А еще кого? -- Папеньку. За такую осмотрительность Прошка ее похвалил: -- Но я вас, сударыня, об иной любви спрашиваю. -- Ах, сколь вы привязчивы, сударь! Да у меня ведь родня-то изобильная: и тетушки, и дядюшки -- мне есть кого любить. -- А вот, скажем, если бы муж у вас появился... -- И не стыдно вам такое мне говорить! -- Любили бы вы его, сударыня? -- Ежели родители прикажут -- конечно же. -- Очень мне трудно, сударыня, беседу с вами вести... На этом Прошка разговор о любви пока закончил. Адмиралтейство же на реке Казанке стояло, место звалось Бежболда (по-татарски "семь топоров" означает). Матросы казанские из татар были набраны, на Волге они воевали с разбойниками, да и сами от разбойников мало чем отличались. Прохор Акимович начал браковать деревья, выговаривая со знанием дела, благо дело тиммерманское с детства ему привычное: -- Сучок крапивный -- к бесу, откатывай! Табак с рожком -- негоден. Ух, свиль-то какой, будто сама ведьма скручивала... Косослоя много у вас. Метик, отлуп -- сколько ж браку вы запасли! На што лес-то губили? Нет у вас в Казани порядку... Все штабеля раскидал, отобрав лесины только добрые: их сразу клеймили с комля тавром адмиралтейским. И не знал парень, что, бракуя деревья, наживает врага себе лютого. -- Вот ведь как бывает! -- упрекал его Мамаев. -- Ты с человеком со всей душой, последнее готов ему отдать, лучшего куска не жаль, а он... Зачем же ты, сынок, обижать меня хочешь? Прошка и не думал обижать отродье Мамаево. -- Данила Петрович, -- отвечал он, -- гнили-то разной и на питерских верфях хватает. На что мне лишнюю из Казани таскать? Я ведь не для себя -- для флота нашего стараюсь. -- Вижу я, какой ты старательный! Нет того, чтобы уважить хозяина, который приютил, обогрел, поит да кормит... Ложась спать, Прошка обнаружил под подушкой кисет с десятью рублями. Едва утра дождался -- вернул хозяину: -- Уж не потерял ли кто? Возьмите. |
