|
Но в дальнейшем весь ход прусской истории следует перестроить фронтом к югу. -- Уж не собираетесь ли вы?.. -- Собираюсь! Правда, пока жива Мария-Терезия, союз с Веною для меня нереален. Эта старая воровка еще продолжает рыдать от моих колотушек. Я бил Австрию и могу бить дальше! Зато вот ее сын -- Иосиф... Впрочем, -- сказал король, -- не будем его идеализировать. Он такой же ворюга, как и его матушка, только желающий казаться философом. Времена переменчивы, Финк: раньше королям доставало умения много жрать, пить и охотиться -- теперь они, явно вырождаясь, склонны пофилософствовать. И яркий пример тому -- Наказ русской императрицы! -- У вас какие-либо претензии к полякам? -- Только не сейчас! Потом мы станем обдирать Польшу, как кочан гнилой капусты: лист за листом, город за городом -- до тех пор, пока от нее не останется голая кочерыжка. Но будьте уверены, Финк: мы и кочерыжку сгрызем с аппетитом... Фридрих II пустил о Екатерине крылатое выражение: -- Екатеринизированная ангальтская принцесса! Еще никто в Европе не отказывал ему в остроумии. Новый день начинался над Варшавой, когда Репнин проснулся в постели Изабеллы Чарторыжской. В кабинете его поджидал легационс-секретарь Яков Булгаков. -- Ночью был курьер, -- доложил он. -- Из коллегии от Панина пишет, что в ближайшие дни возможны образования новых шляхетских конфедераций. -- Князь Радзивилл еще в Дрездене? -- Да. Пьет страшно. Куфель за куфелем. -- Приставим к нему полковника Кара, который в нужный момент скажет из-за спины: "Раше Коспапки, больше ни капли!" Нет такого условия, которое бы виленский воевода счел для себя унизительным, настолько велико желание его посрамить Чарторыжских и лично короля за свое вынужденное пребывание в эмиграции... Бурный сейм открылся речью епископа Каэтана Солтыка, который заявил, что православные украинцы и белорусы на вечные времена лишаются всех гражданских и политических прав: -- Думающие иначе да будут прокляты святою церковью! А верных псов Рима не приучить носить чужие ошейники. И трижды одобрили его речь депутаты сейма криком: -- Дозволям, дозволям, дозволям! Понятовский в блистательной импровизации, точной и умной, сначала похвалил епископа за верность католицизму, но заметил, что решать что-либо на вечные времена никак нельзя, ведь даже на кольце мудрейшего царя Соломона было вырезано: "И это пройдет". Репнин выпалил в ярости: -- Сильные своими раздорами, будьте же хоть раз сильны единством! Вы здесь все сыты и пьяны не мощью голосовых связок, а как раз трудом тех самых православных, кои впряжены вами в плуги. Рабам своим, пребывающим в кабале вашей, вы отказываете даже в праве молиться, как они хотят... Перед ним взметнулся частокол сабель Пановых: -- Разве мы не хозяева в своем доме? Понятовский, разрыдавшись, выбежал вон, а прусский посол Бенуа сладострастно нашептал в ухо князю Репнину: -- Мой великий король будет счастлив от этого хаоса. |
