..
Он понял, что Колло (на вид несчастная, замученная жизнью)
не рискнет покинуть мастера в его одиночестве. Вернувшись к
Фальконе, посол спросил его, имеется ли у него план.
-- Распростертая над бездной рука царя -- и больше ничего!
Но эта рука пришла мне в голову сразу... я уже измучен ею.
Голицын обратил внимание на два бюста Дидро: один из них
сделал сам Фальконе, другой исполнила Колло.
-- Оба они прекрасны! -- высказался Голицын.
-- Со мною не надо быть дипломатом, -- ответил скульптор...
Дидро заговорил, что простертой руки мало:
-- Вы покажите Петра, который гонит перед собой варварство с
полуразметанными волосами, накрытое звериными шкурами.
Варварство, оборачиваясь, еще грозит герою, но уже попрано
копытами его коня. Пусть я увижу любовь народов, простерших
длани к Петру, осыпая его благословениями. А сбоку пусть лежит
могучая фигура, олицетворяющая Россию, которая наслаждается
спокойствием и довольством. А потоки светлой воды струятся из
расщелин камня...
Фальконе, орудуя молотком, быстро и ловко в куски раздробил
бюст Дидро, ударяя его по голове. Голицын закрыл лицо руками:
-- Боже, зачем вы это сделали?
-- Я разбил свой, худший, оставив лучший -- Колло!
Затем он резко обратился к Дидро с выговором:
-- Я же просил -- не мешать! Петр сам по себе -- сюжет, и он
не нуждается в атрибутах, объясняющих его дела потомству. Не
надейтесь, дружище, что я окружу памятник решеткой, ибо не
желаю видеть героя сидящим будто хищник в клетке. А если надо
будет защитить монумент от врагов или сумасшедших, то я
надеюсь, что в Петербурге всегда найдутся бравые часовые с
ружьями...
Контракт был обговорен за четверть часа. За стеною плакала
несчастная женщина, без которой Фальконе был бы совсем одинок.
-- Пусть хоть ничтожная слава, но она была у меня в Париже.
Сейчас я похож на Курция, кидающегося в пропасть... В русской
столице я обрету одно из двух -- позор или бессмертие!
С этими словами Фальконе подписал контракт.
На улице Дидро спросил князя Голицына:
-- Вы убедились, какой это сложный человек?
-- Я этого не заметил. Самый обыкновенный гений...
В конце 1766 года Фальконе с Колло прибыли в Петербург;
мастер ожидал встретить здесь нечто вроде дымного кочевья
варваров, а перед ним возник красивейший город Европы. Было уже
холодно, падал снег, тонкие сиреневые дымы струились в небе.
Передавая императрице корреспонденцию из Европы, скульптор
сказал, что желал бы, по поручению Дени Дидро, говорить с нею
наедине:
-- Мое известие будет касаться лично вас...
8. РАЗРУШЕНИЕ МИРА
Павлу было уже двенадцать лет, ум ребенка проснулся, глаза
смотрели на мать чересчур серьезно. В долгие зимние вечера,
наслушавшись разговоров об отце, которого братья Панины
сознательно окружали ореолом рыцарского мученичества, Павел
подолгу стоял у окон. |