|
.. Дмитрий Алексеевич извинился перед ученым за столь долгую задержку с высылкой из Петербурга пенсии: -- Очевидно, государыня занята. -- О! Пусть она не волнуется напрасно... Голицын сказал: императрица спрашивает, каковы причины, заставившие остановить выбор на Фальконе. -- Фальконе я ставлю выше Пигаля, -- был ответ. -- Так! -- сказал дипломат. -- Но вот у меня в руках ваша же статья, в которой вы браните Фальконе за декоративность манеры, за отсутствие вкуса и банальность темы, за склонность к драпировкам и никчемной символике... Сможет ли этот человек выковать торжественный монумент, достойный величия России? -- Вы все сказали? -- спросил Дидро. -- Да, -- Голицын откачнулся в глубину кресла. Дидро извлек из буфета бутылку с вином. Посол выждал, когда философ выпил три рюмки подряд, потом запечатал вино и спрятал бутылку обратно в буфет, заперев дверцу на ключик. -- Итак, -- бодрее заговорил Дидро, -- Пигаль достиг совершенства, а Фальконе еще не достиг его. Но для России я рекомендую не Пигаля, а именно Фальконе, ибо этот человек способен к взлетам небывалым. Он груб и нежен, он суров и мягок, деликатен и жесток. В нем бездна ума и чувства пропорции... Давно зная Фальконе, я уверен, что он способен создать нечто великое! -- С вашего изволения, так и отпишу в Петербург. -- Пожалуйста, -- отвечал Дидро. -- Но должен предварить вас (а вы предварите Петербург), что Фальконе -- человек сложный, упрямый и капризный, как положено быть гению. С ним трудно иметь дело! Он равнодушен к признанию в потомстве, зато страшно ревнив к мнению современников... Добрый отец, но сын от него сбежал. До безумия любил женщину, но заморил ее. Бедняжке Мари Колло нелегко с этим старым ворчуном. Но зато Фальконе -- честности удивительной. Я спрашивал многих мастеров Парижа, во сколько они оценили бы создание монумента для Петербурга, и они, словно сговорившись, запрашивали полмиллиона франков. Фальконе же сказал, что все сделает за двести тысяч -- такова его скромность. -- Чувствую, -- сказал Голицын, поднимаясь из кресла, -- мне осталось самое трудное: уговорить мадмуазель Колло. -- А мы навестим Фальконе вместе, -- ответил Дидро... Фальконе чем-то напоминал Вольтера, особенно улыбкою тонких губ, сложенных в саркастическую складку. Голицын и Дидро сразу же стали просить мастера брать за работу дороже: -- Императрица даст вам и триста тысяч франков. -- Никогда! -- отвечал Фальконе, взмахивая молотком. -- Остальные сто тысяч пусть выплатят мне тем, что не станут мешаться в мою работу, а невмешательство для казны ничего не стоит. Голицын предъявил ему контракт: -- Вы согласны закрепить его сразу? -- Да! Но... -- И Фальконе показал глазами на двери. В соседней комнате плакала худенькая женщина в черном платье; Голицын, как опытный сердцевед, красноречиво высказал массу аргументов в пользу того, чтобы девушка ехала в Россию: -- Поверьте, Петербург засыплет вас заказами. |
