..
Взяв конвой и походную канцелярию, Румянцев совершил
инспекционную поездку по Украине; ночь застала
генерал-губернатора на степном хуторе, ночлеговал в мазанке.
Старый дед в белых портах, уже слепой, сказывал ему так, словно
любимую песню пел:
-- У Сечи гарно живется! Прийде було до их чоловик голый та
босый, а воны ево уберут, як пана, бо у запорожцив сукон тих,
бархатов, грошей -- так скнль завгодно. Воны и детей по базарам
хапают: примане гостинчиком-та и ухопе до Сечи...
Сечь как и гайдамаки, Румянцева заботила; утром он выехал к
Днепру, на правом берегу догорало зарево -- это опять подпалили
усадьбу панскую. В жестокости непримиримой уже разгоралось
пламя народной войны -- колиивщины (от слова "колий" --
повстанец).
Интуицией солдата Румянцев ощущал близость битвы.
-- Кажется, -- сказал король Репнину, -- вы хотите, чтобы я
жил с пожарною трубою в руках, заливая возникающие пожары.
Вот вам расплата за вашу дерзость: в могилевском Баре
возникла новая конфедерация, и в ней -- Мариан Потоцкий, Иосиф
Пулавский с сыновьями, Алоизий Пац и еще тысячи других
крикунов. Лучшие красавицы страны снимают со своих шеек
ожерелья, вынимают из ушей бриллиантовые серьги и все
складывают на алтарь восстания.
Будь проклят тот день, когда я стал королем...
Растерянность посла не укрылась от взора Якова Булгакова,
который и подсказал ему -- не мешкать:
-- Прежде всего, князь, надобно срочно известить Обрескова о
затеях барских конфедератов.
-- Садись и пиши -- Обрескову, затем Панину... А вечером
будет ужин, надо пригласить коронного маршала Браницкого.
Франциск Ксаверий Браницкий усердно поддерживал тесный союз
Варшавы с Петербургом. Маршал подбривал лоб и затылок, не
изменял и костюму польскому.
-- Посол, -- сказал он Репнину, -- безумцы в Баре все
драгоценности, что собраны с красавиц наших, уже послали в дар
султану турецкому, жаждая призвать на Подолию крымских татар. В
ослеплении своем не видят из Бара, что землю нашу в какой уж
раз вытопчет конница Гиреев крымских, а жен и дочерей Подолии
татары на базарах Кафы, как цыплят, расторгуют...
Стол русского посла сверкал от изобилия хрусталя и золота,
вина и яства были отличными. Репнин заговорил: трудно жить в
стране, где Бахус и Венера суть главные советники в политике, а
чувство здравого патриотизма заменяет католический фанатизм.
При этом он добавил, что султан Мустафа III достаточно
благоразумен:
-- И повода к войне у Турции ведь нету!
Эту тираду посла тут же оспорил легационс-секретарь
Булгаков:
-- Повод к войне, князь, может возникнуть нечаянно.
-- Пожалуй, -- согласился с ним Браницкий...
Его родная сестра, княгиня Элиза Сапега, была любовницей
Понятовского. |