|
Вдоль проезжих трактов, легко обманывая карантины, чума помчалась в Россию, сразу же обрушившись на Брянск и Севск, Москва спешно ограждалась заставами. Соседние города предупреждались о появлении чумы сжиганием бочек со смолою, и вновь запылали над Русью тревожные, щемящие огни, будто опять, как в былые времена, пошли на Русь злые татаровья. Рубан ретиво обскакал кочевья ногайские, доставив в Коллегию иностранных дел слухи обнадеживающие. Татары в Крыму сидят пока крепко, однако ногаи уже в смятении: часть их орд осталась за линией фронта, мурзы ногайские просят, чтобы русская армия пропустила их к семьям -- обещают жить смирненько. -- Хорошие вести привез ты мне, -- повеселел Панин. -- Но главным условием к миру станет освобождение Обрескова и его свиты... ...Обресков снова сидел в яме Эди-Куля, но никогда не терял силы духа, возвышенного любовью к родине, пославшей его на это испытание. Кормили пленного дипломата самой дешевой и дрянной пищей -- степными перепелками, от которых даже нищий в Стамбуле нос воротит. Турки над ним издевались: -- Эй, скажи, где хваленое русское могущество? Ваши доходы -- ветер, а расходы -- как смерч! Мы тоже читаем газеты из Европы и знаем, что золота и серебра в России совсем не осталось, а вся ваша казна наполнена жалкой медью. -- Разве богатство страны в деньгах? -- отвечал Обресков. -- А в чем же? -- спрашивали турки со смехом. -- Наши сто пиастров умещаются в кошельке на поясе, а разменяй их на вашу медь, так потом надо везти ее на арбе, запряженной волами. Все это так, но посол оставался послом. -- Глупцы! -- кричал он. -- Зато у нас есть теперь бумажные деньги, а они-то легки, словно птичий пух. В ответ слышался непотребный хохот: -- Ты сошел с ума! Разве бывают деньги из бумаги?.. В соседней яме появился новый узник, гусарский майор Семен Зорич, исколотый пиками, изрубленный саблями, но удивительно бодрый. Обресков через решетку допытывался: почему его, мелюзгу-майора, посадили в Эди-Куль, яко персону важную и значительную? -- Обхитрил я их, -- отвечал Зорич. -- Когда янычары на меня навалились, я крикнул им, что я, мол, паша знатный. Вот они на выкуп за меня и польстились... -- Плохи твои дела, брат, -- пожалел парня Обресков. -- Теперь гнить тебе тут и гнить. Есть ли у тебя родственнички богатые? -- У меня и бедных-то не бывало... одни нищие! Но скоро все изменилось: Обрескова отвели в баню, сменили белье, перестали глумиться над бумажными деньгами. Улучив момент, он спросил коменданта Эди-Куля: -- Жив-здоров ли султан ваш Мустафа Третий? -- Жив, но огорчен неистовством вашим... Обресков дознался, что в Стамбуле настали голодные денечки, но причину этого пока не выяснил: комендант помалкивал. Однако вскоре он стал выпускать Обрескова в садик на прогулку, а дипломат сказал, что одному не гулянка, -- там в яме сидит гусарский майор, ему тоже гулять хочется. |
