|
Все покинули ее! Летний дворец содрогался от плясок. Шла гульба -- дым коромыслом, и никто о ней даже не подумал. Пьяный муж заглянул в двери, но тут же скрылся, крикнув жене, что ему очень некогда. Было утро. И день миновал. Праздник продолжался. Наступила ночь -- уже вторая ночь. -- Пи-иить... пи-ить хочу-у! -- осипло кричала Екатерина. Наконец музыку выплеснуло из глубин дворца, возник меркнущий желтый свет, она услышала топот множества ног, будто ломилось целое стадо, и голоса пьяных людей, спешащих к ней... В дверях явилась сама императрица! Елизавета была в розовой робе, отделанной золотым позументом, кружева фиолетовые, а пудра с перламутровым оттенком. Слов нет, она прекрасна, но была бы еще прекраснее, если б не была так безобразно пьяна! Вперед выступил камер-лакей, держа на золотом блюде "талон" Елизаветы о награждении роженицы немалыми "кабинетными" деньгами. -- Сто тыщ... копеечка в копеечку! -- выпалила императрица (и, падая, успела ухватиться за лакея). -- Наследника ты родила... вот и жалую! -- Она со смаком расцеловала лакея (очевидно, с кем-то его перепутав) и спросила: -- Чего еще ты желаешь? -- Кружку воды, -- ответила ей Екатерина... Лишь через сорок дней Екатерине было дозволено впервые глянуть на сына. Ведьмы-бабки показали Павла с таким видом, будто они его где-то украли, и тут же проворно утащили младенца на половину царицы. Полгода дворцы Петербурга, царские и барские, тряслись от пьянственных катаклизмов: Елизавета, ее двор, гвардия и дворянство столицы неистово праздновали появление наследника. Екатерина в этом бесновании не участвовала... Когда возвратился из-за границы ее любимый Сережа Салтыков, Екатерина взмолилась перед ним о тайном свидании: -- Утешь меня! Мне так плохо одной... Обещал -- и не пришел. Екатерина упрекала его: -- Как ты мог? Я всю ночь не сомкнула глаз. Ждала... И получила ледяной ответ: -- Извини, Като! У меня в ту ночь разболелась голова... "Ну что ж. Надо испытать и самое тяжкое для любящей женщины -- да, следует знать, как ее бросают... безжалостно!" Екатериною овладела меланхолия: "Я начала видеть вещи в черном свете и отыскивать в предметах, представлявшихся моему взору, причины более глубокие и более сложные". Именно в это время, оскорбленная и отверженная, она обратилась к Вольтеру. Екатерина пришла к его пониманию через Тацита, через Монтескье с его высоким пафосом "Духа законов". Впервые она задумалась над словами -- республика, абсолютизм, деспотия. Она постигала социальные сложности мира в канун очередной войны -- войны России с Пруссией... Время было удобное для размышлений! Сейчас ей никто не мешал -- даже сын, которого Елизавета скрывала от матери. |
