|
.. Наливай еще по чарочке. А я бочку-то со дна поскребу... В лачуге выжиги царил страшный смрад: истлевал кафтан покойника -- с него, шипя, стекало на противень сусальное золотишко. 8. ДЕНЬГИ -- ВЗДОР! Дарья Васильевна приехала и наказала сыну: -- Коли на Москве не повезло, так езжай, родимый, обратно в Чижово, а невестушку я тебе приглядела. Две деревеньки у ней, мужиков шесть десятков. Работящи и непьющи. Скотинки полный двор. Коровки-то -- му-у, козочки-то -- бе-э, свинюшки-то -- хрюхрю! Строения усадебны приличны, только вот печки дымят, неисправны... Уж така ладненька! Уж така домовитенька! Немножко коса, чуточку ряба. Но глаз от нее не оторвать. Никак не веселится, ревмя ревет, девство свое от покушений оберегая. Взаперти суженого поджидает. Вот ты, не будь балдой, и заявись -- предстань женихом во плоти! -- Мне, маменька, жениться -- как давиться. Сама ты дура, и для меня дуру нашла, чтобы на старости лет придурков нянчить... Маменька тянула его к себе в деревню, в глушь, в сытость, в прозябание провинции, в малинник, на сеновал, на винокурню. -- Умные-то люди эвон как поступают, -- доказывала она сыну. -- Ферапоша Похвиснев, наш соседский, тоже капрал гвардии, по чиновной части пошел. Сейчас в Дорогобуже судьей. Гроза такая -- не приведи Бог! За этот вид ужасный ему и гусей, и поросят, и сено везут возами. Благодетели-то даже крышу железом покрыли. Женился он, так жена глаз не смеет поднять, ножки ему целует. Бывало, крикнет он: "Квасу мне!" -- так она замертво с ковшиком в погреб кидается... Вот как жить надобно. Учись, сын мой. Люди-то не глупее тебя. А примеров образцовых тому достаточно. -- Мне такие карьеры не образец. Чтобы я, студент бывалый, да гусями брал? Так уж лучше стихи писать стану... Дарья Васильевна, скривив рот, завыла: -- Женись и живи, как все люди живут. -- Я уж нагляделся, как ты жила с папенькой. Ныне митрополитом раздумал быть -- хочу фельдмаршалом стать. -- Эк заносит тебя! -- сказала Дарья Васильевна. -- Батюшка лямку тянул, а к семидесяти годам едва до маеора вытянул. -- Значит, не с того конца за лямку хватался... Уйдя к себе, раскрыл он журнал "Полезное увеселение", а там, глядь, Рубан уже заявил о себе переводом с латыни: "Папирия, Римского отрока, остроумные вымыслы и его молчание". Ай да Васька! Торопится жить... Вскоре и сам заявился. Рубан был уже в чине актариуса Коллегии дел иностранных -- зашел проститься. -- А я, Гришенька, в Запорожье еду. -- Охота тебе в экое пекло залезать. -- Служба! Определен состоять на Днепре у Никитина Перевоза [3], где буду выдавать паспорта купцам нашим, кои с крымским ханом торги имеют... Я ведь и татарский язык постиг. А ты как? -- А никак. Видишь, лежу. Думаю. -- Так ты встань. Думай стоя. Или бегай... Стемнело. Григорий велел лакею подать свечи. -- Прощай, брат Васенька, -- сказал Рубану с лаской. |
