|
-- Ему-то что! Уже в каретах катается. -- Неужто свою заимел? -- Да нет. Пока на чужих ездит... Потемкин вступил в двадцатый год жизни. Его внешность определилась. Мощные челюсти, привыкшие хряпать твердые репки и разгрызать орехи, казались шире лба, который был высок и покат. Сгорбленный нос плохо гармонировал с мягким и нежным, как у младенца, ротиком, а нижняя губа вяло оттопыривалась -- капризно и плотоядно. За время безделья отпустил он длинные волосы, шелковистые локоны свободно расположились на атлетических плечах. -- Где вы такой парик купили? -- спрашивали его. -- Ездил в Данию, -- нагло врал он, скучая. Парики датских мастеров были тогда самыми лучшими в Европе, самыми дорогими, и любопытствующие говорили: -- Вот-вот! Сразу видать не нашу работу... Летом 1759 года Потемкин скрылся в деревне Татево Вольского уезда, где проживали его дальние сородичи -- Рачинские, и вернулся на Москву лишь через полгода, оживленный и бодрый. Татевская библиотека тогда славилась! Потемкин поверг в изумление Рачинских тем, что мог не спать по трое суток, читая; неделями хлеба не просил, читая; месяцами не бывал в бане, читая. За эти полгода, проведенные в сельской глуши, он обрел универсальность познаний, а его мнения редко совпадали с общепринятыми... Дорофей сразу заметил в парне резкую перемену: -- Для церкви неугоден ты стал. Христианство имеет догматы непреложные, а ты даже творения святых апостолов, словно тулуп такой, хочешь наружу шерстью вывернуть... Чего взыскуешь? -- Хочу опасностей и наслаждений! -- И бестолков же ты... хоть стихи марай. -- Я ныне не стихи -- музыку сочиняю. -- Все едино тебе: куда идешь, туда не придешь. При всеобщей нехватке людей XVIII век требовал от молодежи слишком раннего вступления в жизнь. Потому люди быстро созревали, а юность не страшилась ответственности за содеянное своей волей, своим разумом -- без подсказки старших, без понуканий начальственных. Двадцатилетние дипломаты со знанием дела уже отстаивали правоту своих сюзеренов, тридцатилетние стратеги посылали на смерть легионы, громыхающие панцирями и стременами. Удалось -- честь и слава тебе, не получилось -- ступай на плаху истории. Такова жестокая правда стародавней эпохи... Потемкин и сам казнился своей неприкаянностью. Все его сверстники, каждый на свой лад, уже выковывали будущее, даже мечта Василия Петрова -- ездить в карете с гербом, -- это ведь тоже цель, и она сбывалась. Москва старая, толстомясая, еще боярская, уже терзала имя Дениса Фонвизина, не прощая ему острых словечек, которые больно ранили ветхозаветную косность отцов, дедов и бабушек. Фонвизин и надоумил Потемкина: -- Коли не нашел занятия, так найди суженую. |
