-- Следите за иностранцами, -- наказала она. -- Особенно за
всякими немцами... от них можно ожидать любой пакости.
Она творила дела открыто: секретов не было, да и не могло их
быть, если все -- от мала до велика -- против ее мужа.
-- Пить в кабаках невозбранно, -- велела Екатерина. --
Виноторговцам денег за вино не брать. Я сама за все выпитое
расплачусь!
Несмотря на дармовщинку, пьяных нигде не было (они появились
после полудня, "но лезли более целоваться, чем в драку"). Дома
столицы пустовали: всеобщее оживление выгнало жителей на улицы,
за печами в жилищах присматривали детишки и немощные старцы.
Панин посоветовал Екатерине перебраться в старый Зимний дворец;
он был совершенно пуст, будто его ограбили, -- не нашли даже
ножей и вилок, чтобы перекусить...
Наспех было собрано генеральное совещание близких.
Главный вопрос -- что делать с Петром III?
Решили сообща -- заточить его в Шлиссельбурге.
-- Но там уже заточен Иоанн Брауншвейгский.
-- Ивашку -- в Кексгольм! -- рассудил Григорий Орлов. --
Слава Богу, чего другого, а тюрем на Руси-хоть отбавляй...
Петр был низложен, но отречение еще не состоялось.
Все делалось наскоком, сгоряча, весело и решительно. Генерал
Савин уже скакал в Шлиссельбург с приказом вывозить императора
Иоанна Антоновича в Кексгольм, а его камеры срочно готовить для
Петра... Екатерина мучилась неизвестностью:
-- Я бы вырвала себе пучок волос, лишь бы знать, что сейчас
происходит в Ораниенбауме... Ведь сево дня в Монплезире обещала
я супругу званый ужин давать! То-то порадуется он...
На улицах царила кутерьхма. В громадных полковых фурах
каптенармусы привезли войскам старые елизаветинские мундиры,
гвардия облачалась на привычный лад. Все канавы были доверху
завалены мундирами прусского образца, старые бабки растаскивали
брошенное обмундирование. Екатерина направилась в спальню,
чтобы переодеться и сбросить юбки, мешавшие ей. Мундир с чужого
плеча не застегивался на высокой груди...
Императрица взялась за шпагу:
-- Ну, муженек! Посмотрим, какова дура жена твоя...
Петра добудились в десятом часу; выпив пива, он оживился при
виде экзерциций, проделанных голштинцами на лужайке.
-- Браво, браво! Сегодня вы молодцы...
Перед Китайским дворцом съезжались кареты и "линейки", по
которым и рассаживалась компания для поездки в Петергоф;
император сел в карету с метрессой и прусским послом фон дер
Гольцем. Во втором часу дня вереница экипажей и всадников
достигла петергофского павильона, который встретил гостей
зловещим молчанием. На лужайке перед Монплезиром возникла немая
сцена. Придворные сообразили, что на этот раз не просто
семейный скандал между мужем и женою, -- нет, случилось нечто,
в корне изменявшее судьбу династии Романовых.
Но этого еще не мог освоить сам Петр.
-- Если это шутка, то очень злая, -- сказал он, повелевая
свите обыскать весь парк. -- Не исключено, -- догадался
император, -- что моя жена забралась под куст и теперь
наслаждается, видя наше недоумение. |