Изменить размер шрифта - +

   -- Следите за иностранцами, -- наказала она. -- Особенно  за
всякими немцами... от них можно ожидать любой пакости.
   Она творила дела открыто: секретов не было, да и не могло их
быть, если все -- от мала до велика -- против ее мужа.
   --  Пить  в  кабаках  невозбранно,  --  велела Екатерина. --
Виноторговцам денег за вино не брать. Я  сама  за  все  выпитое
расплачусь!
   Несмотря на дармовщинку, пьяных нигде не было (они появились
после  полудня, "но лезли более целоваться, чем в драку"). Дома
столицы пустовали: всеобщее оживление выгнало жителей на улицы,
за печами в жилищах присматривали детишки  и  немощные  старцы.
Панин посоветовал Екатерине перебраться в старый Зимний дворец;
он  был  совершенно  пуст, будто его ограбили, -- не нашли даже
ножей и вилок, чтобы перекусить...
   Наспех было собрано генеральное совещание близких.
   Главный вопрос -- что делать с Петром III?
   Решили сообща -- заточить его в Шлиссельбурге.
   -- Но там уже заточен Иоанн Брауншвейгский.
   -- Ивашку -- в Кексгольм! --  рассудил  Григорий  Орлов.  --
Слава Богу, чего другого, а тюрем на Руси-хоть отбавляй...
   Петр был низложен, но отречение еще не состоялось.
   Все делалось наскоком, сгоряча, весело и решительно. Генерал
Савин  уже скакал в Шлиссельбург с приказом вывозить императора
Иоанна Антоновича в Кексгольм, а его камеры срочно готовить для
Петра... Екатерина мучилась неизвестностью:
   -- Я бы вырвала себе пучок волос, лишь бы знать, что  сейчас
происходит в Ораниенбауме... Ведь сево дня в Монплезире обещала
я супругу званый ужин давать! То-то порадуется он...
   На  улицах  царила  кутерьхма.  В  громадных  полковых фурах
каптенармусы привезли войскам  старые  елизаветинские  мундиры,
гвардия  облачалась  на  привычный лад. Все канавы были доверху
завалены мундирами прусского образца, старые бабки растаскивали
брошенное  обмундирование.  Екатерина  направилась  в  спальню,
чтобы переодеться и сбросить юбки, мешавшие ей. Мундир с чужого
плеча не застегивался на высокой груди...
   Императрица взялась за шпагу:
   -- Ну, муженек! Посмотрим, какова дура жена твоя...
   Петра добудились в десятом часу; выпив пива, он оживился при
виде экзерциций, проделанных голштинцами на лужайке.
   -- Браво, браво! Сегодня вы молодцы...
   Перед  Китайским  дворцом  съезжались кареты и "линейки", по
которым  и  рассаживалась  компания  для  поездки  в  Петергоф;
император  сел  в  карету с метрессой и прусским послом фон дер
Гольцем. Во втором  часу  дня  вереница  экипажей  и  всадников
достигла   петергофского  павильона,  который  встретил  гостей
зловещим молчанием. На лужайке перед Монплезиром возникла немая
сцена.  Придворные  сообразили,  что  на  этот  раз  не  просто
семейный  скандал между мужем и женою, -- нет, случилось нечто,
в корне изменявшее судьбу династии Романовых.
   Но этого еще не мог освоить сам Петр.
   -- Если это шутка, то очень злая, --  сказал  он,  повелевая
свите  обыскать  весь  парк.  --  Не  исключено,  --  догадался
император,  --  что  моя  жена  забралась  под  куст  и  теперь
наслаждается, видя наше недоумение.
Быстрый переход