-- Не исключено, -- догадался
император, -- что моя жена забралась под куст и теперь
наслаждается, видя наше недоумение... Уж я-то ее изучил!
Сам он взял на себя производство детального обыска в
комнатах жены. Под кроватью, куда заглянул император, Екатерины
не оказалось. Странно, но ее не было и в шкафах...
Императрицу не обнаружили и в кухонном котле!
-- Что все это значит? -- спросил Петр у вице-канцлера;
князь Александр Голицын пожал плечами, и тогда император
обратился к канцлеру: -- И вы не знаете?
Михаила Воронцов ощутил приступ мигрени:
-- Если она в Петербурге, следует ожидать худшего.
-- Вот и езжайте в Петербург, узнайте, что она там
навыдумывала. Нельзя же так: назвать гостей, а самой скрыться.
Я всегда говорил, что моя жена невыносима, коварна и зла...
Раздался могучий рев: хором зарыдали статс-дамы.
-- А что с нами теперь будет? -- спрашивала Лизка Воронцова,
сверкая "букетом" из бриллиантов на громадном бюсте.
Старый фельдмаршал Миних спустился к воде, пристально
всматриваясь в морскую гладь. Петр окликнул его:
-- Что вы там видите, фельдмаршал?
-- Кронштадт"..
7. ОТРЕЧЕНИЕ
-- Не забывайте, -- подсказал Панин, -- что там находится
Миних, опытный полководец, и он не преминет указать императору,
что спасенье должно искать за фортами Кронштадта, и ежели они
крепость сию захватят, выжить оттуда их будет нелегко...
Всех беспокоила Лифляндия и Нарва, где дымили бивуаки войск
графа Румянцева, собранных для похода на Данию (Петр может
панически бежать к армии, которая, не зная о перевороте,
вынуждена будет ему подчиниться). Решили: пусть адмирал Талызин
на всех парусах мчится в Кронштадт, чтобы не допустить Петра в
крепость, а рижскому генерал-губернатору Юрию Броуну
императрица послала курьера с приказом -- не повиноваться
бывшему императору...
Наконец из Петергофа прибыл граф Воронцов, дядя фаворитки...
Канцлер стал круто выговаривать Екатерине, что жена не имеет
морального права выступать против мужа. Екатерина не пожелала
оспаривать его доводов. Она распахнула окно: все улицы были
заставлены шпалерами войск, плясал и гудел народ, в воздухе
порхали листы ее манифеста.
-- Разве этого мало? -- спросила она. -- Вы же видите -- это
сделала не я! Я лишь повинуюсь желанию общенародному...
Она спросила -- будет ли канцлер присягать ей?
-- Я послан лишь узнать, что здесь происходит.
Екатерина действовала без колебаний.
-- В таком случае, -- сказала она, захлопывая окно, -- вы не
должны гневаться на меня, если я вас сразу же арестую...
До шести часов вечера она играла роль стихийной жертвы,
призванной "общенародном" для свершения добра. Пора становиться
самодержавной... Панин, кажется, уже догадался, что вся эта
тронная перепалка закончится чем угодно, только не
провозглашением Павла. |