|
. его попойки!.. хуже! хуже! он их даже не узнавал! иногда… он облаивал их без объяснений!.. по- настоящему разбиравшихся в его искусстве!.. их гостиные снизу доверху были увешаны его кар-тинами! только его произведениями! сотни статуэток! фрески!.. они находили оправдания всем его выбрыкам!.. они все ему прощали, почти все… Я видел, как они ждали… они не осмелива- лись подойти, переминались с ноги на ногу на углу улицы, трижды обходили Монмартр… прежде чем рискнуть заглянуть в его окно… многие из этих клиентов знали меня… они ждали меня в сквере Вентимилль, они смущались… я возвращался из Диспансера… – Как он сегодня? – Отвратительный! Они его обожали. – Он все еще пьян? – Еще как! Я всегда шел по улице Кюстин… по тупику Пилон… Вентимилль… они благодарили ме-ня… если им улыбалась удача и удавалось застать его чуть хмельного в какой-нибудь светлый день… в хорошем настроении: – Входите! Господа! Входите! Предлагаю выпить кофе! такого и у Абеца не сыщете! Я угощаю! Бывало и так! «Мокко»!.. но люди как-то не осмеливались!.. робость перед Жюлем?… они предпочитали терпеливо ждать у окна… дегустация искусства «а ля фуршет»… – О! Мсье Жюль – само совершенство! – Я так рад, что вам нравится! Из вежливости. Ах, но как он их давил! – Живее! это маленькая Танагра! Я ее вам обожгу после войны! Берите так, как есть! ах, мягкая? ну и что? мягкая? а вы – твердый?… это ваши деньги мягкие!.. ваши деньги!.. Пусть расплачиваются и убираются к черту! Оп! Болтуны! Здесь, в этой дыре, я размышляю. Главная прелесть тюрьмы в том, что появляется возмож-ность размышлять… горькие воспоминания?… они у меня есть!.. есть!.. но Жюль? я снова и снова думаю о нем!.. Я не уверен в том, что он ненавидел меня! А, вот! он меня ревновал! Ко-нечно!.. и это временами было хуже ненависти!.. Он бы меня пристукнул… он не переносил ме-ня и все, что связано со мной… завидовал моей медали!.. моим больным глазам! а мой 8-й этаж! и Арлетт, конечно же! он ревновал ко мне своих танцовщиц! пусть бы они саботировали его «уроки»… соблазняли его учеников… из окошка, вон там, торчит его нос, он подглядывал… поджидал… – Эй! Эй! …чтобы перешли к нему… – Сюда! сюда, кокетки! мои цыпочки! у меня есть для вас конфетки!.. сладости! А вот си-гареты с золотым обрезом! а вот апельсины из Валенсии! есть кофе! Вы же устали, милашки! Вы так устали! Они пересекали улицу, заходили к нему поговорить! – На два слова! только на два слова! Они карабкались в гору от Оперы! Арлетт там? еще пригорок!.. Раз! Два! Девушки!.. Плиз!.. Пируэт! Пируэт! Тянитесь! Тянитесь! Арабеск! два оборота в воздухе! так! Три оборота! Так!.. Аттитюд! так! Ах, если бы только знали, как они развращены! эти малышки! Жюль… софа!.. безе… вол-шебство! если выигрывал он! Прыжок! два прыжка! Оп! Окно! его окошечко… черт, это потому, что у него были пирожные «безе»! Безе – поцелуй! настоящие, с кремом! Поцелуй с кремом! – Ложитесь, девочки! А вы поднимайтесь! вы уже здесь? запыхались! Ну ложитесь! мой карандашик! Раздевайтесь! Минутку! Секунду! Эскиз! Он побеждал. У него были припасены бабки! ромовые бабки!.. Арлетт могла быть изнасилована, избита! Глупышки! прогуливать! свои занятия! свое равновесие! свои пуанты! Хуже всего, что он оттаскивал меня в сторонку и обвинял в том, что я задница! бабник! пьяница! и хулитель! – Они тащатся за Арлетт, посмотри! Я оправдывался. |
