Massachusetts,  1967-1979.  V.  I-II.  Номер  при  имени  Гигина  обозначает

соответствующий рассказ в его "Историях" (Fabulae).

     Ссылки  на   номера   стихов   даются   везде   по   оригиналу;   найти

соответствующий стих в пределах  десятков,  отмеченных  при  русском  тексте

Софокла, не должно составить особого труда.  Обозначение  "стих"  или  "ст."

большей частью опускается. Сокращение  "сх."  обозначает  схолии  к  древним

авторам; "Ркп." - "рукопись",  "рукописи",  "рукописный".  Отсылка  Dawe  R.

Studies обозначает его: Studies on the text of Sophocles. Leiden, 1973-1978.

V. 1-3.

     Перевод  стихотворных  цитат,  кроме  особо  оговоренных,   принадлежит

составителю примечаний.}

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ

     От  античных  времен  не  сохранилось  документальных  свидетельств   о

распространении текста трагедий Софокла при его жизни. Однако нет  оснований

предполагать  для   них   иную   судьбу,   чем   для   произведений   других

древнегреческих трагиков: с авторского экземпляра снимались  копии,  которые

могли  приобретаться  достаточно  состоятельными  любителями   отечественной

словесности, а в IV  в.,  с  возникновением  в  Афинах  философских  школ  в

Академии и Ликее, - также храниться  в  библиотеках,  обслуживавших  научные

занятия Платона и Аристотеля. Без этого невозможно объяснить  наличие  в  их

сочинениях множества цитат из трагиков, и притом не только из трех, наиболее

знаменитых (Эсхила, Софокла и Еврипида), но и из менее выдающихся.

     Поскольку  при  посмертных  постановках  трагедий  (а   исполнение   на

театральных празднествах  одной  "старой"  драмы  перед  началом  состязания

трагических поэтов стало нормой с 387 г.) режиссер и актеры могли  позволять

себе известные вольности, в середине IV в.  афинским  политическим  деятелем

Ликургом был проведен закон, согласно которому  создавалось  государственное

собрание всех пьес трех трагических авторов, и в  дальнейшем  их  исполнении

надлежало придерживаться зафиксированного  в  этом  своде  текста  (АС  56).

Насколько высоко ценили афиняне свою коллекцию, видно из рассказа о том, как

примерно столетие спустя они  согласились  предоставить  ее  для  временного

пользования египетскому царю Птолемею Евергету под залог в 15 талантов  (ок.

22  тыс.  рублей  серебром).  Впрочем,  афиняне   недооценили   материальные

возможности восточного монарха: Птолемей велел  сделать  со  всего  собрания

копию и именно ее вернул в Афины, потеряв  таким  образом  отданные  в  виде

залога деньги, но зато оставив у себя оригинал (АС 64). Возможно, что именно

этим собранием - наряду с другими источниками  -  пользовались  впоследствии

ученые филологи, занимавшиеся  во  второй  половине  III  в.