45

…Мы с Ингой, Сашей и маленькой Валентиной выходим из такси, взбираемся на свой пятый этаж. Я открываю дверь. В квартире, конечно, далеко не идеальный порядок. Но что‑то уже не так, как было прежде… Ну да… Вот и в два этажа детские кроватки, потому что в один их тут совершенно негде ставить. Стол, заваленный книгами. Диван… Не было у меня раньше такого. Даже шифоньер откуда‑то взялся, и, что самое удивительное, втиснулся между письменным столом и стенкой с книгами. На кухне стоит холодильник. Никогда раньше он не понадобился бы мне… Что‑то много, много изменений… Да, мы только что откуда‑то приехали. И я вдруг вспоминаю первую нашу поездку на фирменном поезде «Фомич». И Инга вспоминает… Но только она не любит вспоминать те два дня… Как хорошо, что я тогда поехал на поезде, а не полетел на самолете!.. Ночь… Инга засыпает у меня на руке… Она всегда так засыпает, а потом я осторожно высвобождаю руку, чтобы не разбудить жену. Инга так и остается лежать на боку под тоненькой простыней, а я встаю и иду на кухню. Я оставляю дверь открытой и потихонечку смотрю на свою жену. Она отчетливо видна в голубом свете полной луны. Я думаю, как хорошо все тогда получилось…

– Ну, поздравляю! – кричит кто‑то.

– Что? Что произошло?

– Проснись, Артем! Проснись!

О боже… Это был всего‑навсего сон… Это же… фирменный поезд «Фомич»… Мы еще только едем. И сразу же во мне просыпаются все мои страхи:

– Что еще произошло?

Рядом с Ингой плачет ребенок. А ведь весь день девочка прожила спокойно, ни разу не заплакав. Ну теперь, наверное, возьмет свое.

– Поздравляю, Артем, – жмет мне руку Иван. – Все будет нормально.

– Да что?!

– Он еще спрашивает! – раздраженно замечает Светка, болтая своими длинными худыми ногами с верхней полки. – Ну и отцы нынче пошли!

Да что она понимает в отцах!

– Прошу прощения, – проталкивается писатель Федор и протягивает цветок ромашки, только не мне, а Инге. – Нет, нет, Артемий. Жене! Инге, так сказать! Царице бала! И мои поздравления!

– Папа! – прыгает мне кто‑то на спину.

Ну кто, кроме Сашки, тут может быть? Сашка! Я переворачиваю его через шею, и на пол опускается здоровенный парнишка.

– Еще раз! – требует он.

– Саша, – укоризненно говорит Зинаида Павловна, – ты уже большой! Во второй класс скоро пойдешь!

– Во второй…

Он действительно вырос! Сашка мой!

– И меня, и меня, – тоненький девчоночий голосок. – Па‑а‑а‑па! – Кто‑то карабкается по моему колену. А! А? Это… это…

Все смеются. Это же моя дочь, Валюшенька! Я хватаю ее и прижимаю к груди. Подбросить ее вверх я не решаюсь, потому что вагон изрядно покачивает, а вокруг торчат углы полок. Валюшенька! Тогда… тогда… Ведь плакал же кто‑то рядом с Ингой… И почему я боюсь посмотреть в сторону своей жены?

Смеющееся и радостное лицо Тоси. Даже сумрачное лицо Семена мелькнуло из‑за спин. Нет только Степана Матвеевича и Валерия Михайловича…

А я все не осмеливаюсь оглянуться. Но тут громкий и призывный крик новой жизни зовет меня. Я оглядываюсь. Инга лежит с лукавым и чуть испуганным лицом. Она словно хочет сказать: «Вот какой я тебе подарок приготовила…» И счастлива, и испугана, а вдруг я останусь недоволен этим подарком?

– Сын! – кричу я.

– Сын, – тихо отвечает она. – Мишенька.

– Мишенька! Конечно, Мишенька!

– Мишенька крепкий ребенок, – заявляет Зинаида Павловна.