|
.. как молотки! Так бы по башкам застукала я... с ума бы вы посходили... Но -- словами вас не вылечишь... Вас на огне жечь надо, вот как сковороды в чистый понедельник выжигают... Вскинув руки к голове, она порывисто распустила волосы, и, когда они тяжелыми черными прядями рассыпались по плечам ее, -- женщина гордо тряхнула головой и с презрением сказала: -- Не смотри, что я гулящая! И в грязи человек бывает чище того, кто в шелках гуляет... Знал бы ты, что я про вас, кобелей, думаю, какую злобу я имею против вас! От злобы и молчу... потому -- боюсь, что, если скажу ее, -- пусто в душе будет... жить нечем будет!.. Теперь она снова нравилась ему. В словах ее было что-то родственное его настроению. Он, усмехнувшись, с удовольствием в голосе и на лице сказал ей: -- И я тоже чувствую -- растет у меня в душе что-то... Эх, заговорю и я своими словами, придет время. -- Против кого это? -- небрежно спросила Саша. -- Против всех! -- воскликнул Фома, вскакивая на ноги. -- Против фальши!.. Я спрошу... -- Спроси-ка: самовар готов? -- равнодушно приказала ему Саша. Фома взглянул на нее и с сердцем крикнул: -- Пошла к черту! Спрашивай сама... -- Чего ты лаешь? И она ушла из избы... ...Ветер резкими порывами летал над рекой, и покрытая бурыми волнами река судорожно рвалась навстречу ветру с шумным плеском, вся в пене гнева. Кусты прибрежного ивняка низко склонялись к земле, дрожащие, гонимые ударами ветра. В воздухе носился свист, вой и густой, охающий звук, вырывавшийся из десятков людских грудей: -- Идет -- идет -- идет! У горного берега стояли на якорях две порожние баржи, высокие мачты их, поднявшись в небо, тревожно покачивались из стороны в сторону, выписывая в воздухе невидимый узор. Палубы барж загромождены лесами из толстых бревен; повсюду висели блоки; цепи и канаты качались в воздухе; звенья цепей слабо брякали... Толпа мужиков в синих и красных рубахах волокла по палубе большое бревно и, тяжело топая ногами, охала во всю грудь: -- Идет -- идет -- идет! К лесам тоже прилепились синие и красные комья; ветер, раздувая рубахи и порты, придавал людям странные формы, делая их то горбатыми, то круглыми и надутыми, как пузыри. Люди на лесах и палубах что-то вязали, рубили, пилили, вбивали гвозди, везде мелькали большие руки с засученными по локти рукавами рубах. Ветер разносил над рекой бодрый шум: пила грызла дерево, захлебываясь от злой радости; сухо кряхтели бревна, раненные топорами; болезненно трещали доски, раскалываясь под ударами, ехидно взвизгивал рубанок. Железный лязг цепей и стонущий скрип блоков сливались с шумом волн, ветер гулко выл и гнал по небу тучи. -- Ре-ебя-а-тушки, бе-ерем, давай! -- Разуда-алый ещо-о разок!.. -- просительно выводил кто-то высоким голосом... Фома, красивый и стройный, в коротком драповом пиджаке и в высоких сапогах, стоял, прислонясь спиной к мачте, и, дрожащей рукой пощипывая бородку, любовался работой. |
