|
Знаешь: не согрешишь -- не покаешься, не покаешься -- не спасешься... Ты вот греши, пока молода. Поедем кататься? -- Не хочется... Он подсаживался к ней, обнимал ее, холодную, скупо отвечавшую на его ласки, и, заглядывая в ее глаза, говорил: -- Наталья! Чего ты такая нерадостная? Скучно, что ли, со мной, а? -- Нет, -- кратко отвечала она. -- Так что же -- к своим, что ли, хочется? -- Да, -- нет... так это... -- О чем ты думаешь? -- Я не думаю... -- А что же? -- Так... Однажды он добился от нее более многосложного ответа: -- В сердце у меня -- смутное что-то. И в глазах... И все кажется мне, что это -- не настоящее... Она повела вокруг себя рукой, на стены, мебель, на все. Игнат не подумал над ее словами и, смеясь, сказал ей: -- Это ты напрасно! Тут все самое настоящее... вещь все дорогая, прочная... Но -- захочешь -- все сожгу, распродам, раздарю и -- новое заведу! Ну, желаешь? -- На что? -- спокойно сказала она. Его удивляло, как это она, такая молодая, здоровая, живет -- точно спит, ничего не хочет, никуда, кроме церквей, не ходит, людей дичится. И он утешал ее: -- Вот погоди -- родишь ты мне сына, -- совсем другая жизнь у тебя пойдет. Это ты оттого печалишься, что заботы у тебя мало, он тебе даст заботу... Родишь ведь сына, а? -- Как бог даст, -- отвечала она, опуская голову. Потом ее настроение стало раздражать его. -- Ну, молоканка, что нос повесила? Ходит -- ровно по стеклу, смотрит -- будто душу чью-то загубила! Баба ты такая ядреная, а вкуса у тебя нет ни к чему, -- дуреха! Раз, придя домой выпивши, он начал приставать к ней с ласками, а она уклонялась от них. Тогда он рассердился и крикнул: -- Наталья! Не дури, смотри. Она обернулась лицом к нему и спокойно спросила: -- А то что будет? Игнат освирепел от этих слов и ее безбоязненного взгляда. -- Что? -- рявкнул он, наступая на нее. -- Прибить, что ли, хочешь? -- не двигаясь с места и не моргнув глазом, спрашивала она. Игнат привык, чтоб пред гневом его трепетали, и ему было дико и обидно видеть ее спокойствие. -- А -- вот!.. -- крикнул он, замахиваясь на нее. Не быстро, но вовремя она уклонилась от его удара, потом схватила руку его, оттолкнула ее прочь от себя и, не повышая голоса, сказала: -- Ежели тронешь, -- больше ко мне не подходи! не допущу до себя! Большие глаза ее сузились, и их острый, режущий блеск отрезвил Игната. Он понял по лицу ее, что она тоже -- зверь сильный и, если захочет, -- не допустит его до себя, хоть до смерти забей ее. -- У-у, кулугурка! -- рыкнул он и ушел. Но, отступив пред нею однажды, в другой раз он не сделал бы этого: не мог он потерпеть, чтобы женщина и жена его не преклонилась пред ним, -- это унизило бы его. |
