Обрадованный, он
поспешил к его дому, находившемуся в убогой улочке вблизи Рейсса. Но там он
увидел отчаяние и горе. После крушения Бофору удалось сохранить лишь
небольшую сумму денег, достаточную, чтобы кое-как перебиться несколько
месяцев; тем временем он надеялся получить работу в каком-нибудь торговом
доме. Таким образом, первые месяцы прошли в бездействии. Горе его
усугублялось, оттого что он имел время на размышления, и наконец так
овладело им, что на исходе третьего месяца он слег и уже ничего не мог
предпринять.
Дочь ухаживала за ним с нежной заботливостью, но в отчаянии видела, что
их скудные запасы быстро тают, а других источников не предвиделось. Однако
Каролина Бофор [52] была натурой незаурядной, и мужество не оставило ее в
несчастье. Она стала шить, плести из соломки, и ей удавалось зарабатывать
жалкие гроши, едва достаточные для поддержания жизни.
Так прошло несколько месяцев. Отцу ее становилось все хуже; уход за ним
отнимал у нее почти все время; добывать деньги стало труднее; а на десятом
месяце отец скончался на ее руках, оставив ее сиротою и нищей. Последний
удар сразил ее; горько рыдая, она упала на колени у гроба Бофора; в эту
самую минуту в комнату вошел мой отец. Он явился к бедной девушке как добрый
гений, и она отдалась под его покровительство. Похоронив своего друга, он
отвез ее в Женеву, поручив заботам своей родственницы. Два года спустя
Каролина стала его женой.
Между моими родителями была значительная разница в возрасте, но это
обстоятельство, казалось, еще прочнее скрепляло их нежный союз. Отцу моему
было свойственно чувство справедливости; он не мыслил себе любви без
уважения. Должно быть, в молодые годы он перестрадал, слишком поздно узнав,
что предмет его любви был ее недостоин, и потому особенно ценил душевные
качества, проверенные тяжкими испытаниями. В его чувстве к моей матери было
благоговение и признательность, отнюдь не похожие на слепую старческую
влюбленность; они были внушены восхищением перед ее достоинствами и желанием
хоть немного вознаградить ее за перенесенные бедствия, что придавало
удивительное благородство его отношению к ней. Все в доме подчинялось ее
желаниям. Он берег ее, как садовник бережет редкостный цветок от каждого
дуновения ветра, и окружал всем, что могло приносить радость ее нежной душе.
Пережитые беды расстроили ее здоровье и поколебали даже ее душевное
равновесие. За два года, предшествовавшие их браку, отец постепенно сложил с
себя все свои общественные обязанности; тотчас после свадьбы они отправились
в Ита[53] лию, где мягкий климат, перемена обстановки и новые впечатления,
столь обильные в этой стране чудес, послужили ей укрепляющим средством.
Из Италии они поехали в Германию и Францию. Я, их первенец, родился в
Неаполе и первые годы жизни сопровождал их в их странствиях. |