Имущество его было конфисковано, а дочь осталась
сиротою и нищей. Она росла у своей кормилицы и расцветала в их бедном доме
прекраснее, чем садовая роза среди темнолистого терновника.
Вернувшись из Милана, мой отец увидел в гостиной нашей виллы играющего со
мной ребенка, более прелестного, чем херувим, - существо, словно излучавшее
свет, а в движениях легкое, как горная серна. Ему объяснили, в чем дело.
Получив его разрешение, мать уговорила крестьян отдать ей [55] их питомицу.
Они любили прелестную сиротку. Ее присутствие казалось им небесным
благословением, но жестоко было бы оставить ее в нужде, когда судьба
посылала ей таких богатых покровителей. Они посовещались с деревенским
священником, и вот Элизабет Лавенца стала членом нашей семьи, моей сестрой и
даже более - прекрасной и обожаемой подругой всех моих занятий и игр.
Элизабет была общей любимицей. Я гордился горячей и почти благоговейной
привязанностью, которую она внушала всем, и сам разделял ее. В день, когда
она должна была переселиться в наш дом, моя мать шутливо сказала мне: "У
меня есть для моего Виктора отличный подарок, завтра он его получит". Когда
она наутро представила мне Элизабет в качестве обещанного подарка, я с
детской серьезностью истолковал ее слова в буквальном смысле и стал считать
Элизабет моей - порученной мне, чтобы я ее защищал, любил и лелеял. Все
расточаемые ей похвалы я принимал как похвалы чему-то мне принадлежащему. Мы
дружески звали друг друга кузеном и кузиной. Но никакое слово не могло бы
выразить мое отношение к ней - она была мне ближе сестры и должна была стать
моей навеки.
Глава II
Мы воспитывались вместе; разница в нашем возрасте была менее года, нечего
и говорить, что ссоры и раздоры были нам чужды. В наших отношениях царила
гармония, и самые различия в наших характерах только сближали нас. Элизабет
была спокойнее и сдержаннее меня; зато я, при всей моей необузданности,
обладал большим упорством в занятиях и неутолимой жаждой знаний. Ее пленяли
воздушные замыслы поэтов; в величавых и роскошных пейзажах, окружавших наш
швейцарский дом - в волшебных очерта[56] ниях гор, в сменах времен года, в
бурях и затишье, в безмолвии зимы и в неугомонной жизни нашего альпийского
лета, - она находила неисчерпаемый источник восхищения и радости. В то время
как моя подруга сосредоточенно и удовлетворенно созерцала внешнюю красоту
мира, я любил исследовать причины вещей. Мир представлялся мне тайной,
которую я стремился постичь. В самом раннем детстве во мне проявлялись уже
любознательность, упорное стремление узнать тайные законы природы и
восторженная радость познания.
С рождением второго сына - спустя семь лет после меня - родители мои
отказались от странствий и поселились на родине. У нас был дом в Женеве и
дача на Бельрив, на восточном берегу озера, в расстоянии более лье от
города. |