— Нет, дорогая Лукреция, не позволил бы! — ответил лорд. — Но не огорчайтесь! Луизе все равно не понравился бы этот план, поверьте мне. Да, знаю, я так безобразно и эгоистично поступил, что вы сейчас упадете в обморок. Мне позвать вашу верную Генриетту поддержать вас?

Это было слишком даже для миссис Даунтри. Наградив его взглядом, полным глубочайшего укора, она удалилась с видом музы Трагедии, в образе которой покойный сэр Джошуа Рейнолдс увековечил на портрете миссис Сиддонс.

Третьей гостьей маркиза была леди Джевингтон, которая пришла к нему не с просьбой, а с советом не потакать постоянным приставаниям леди Бакстед. В сдержанных и строгих выражениях она объяснила, что, поскольку она сама не считала его обязанным и не просила помогать вывести в свет ее дорогую Анну, то будет знаком явного неуважения к ней, если он предоставит свою помощь миссис Бакстед. А если, добавила она, он проявит этот особый знак благосклонности к Хлое, дочери Той Женщины, она вообще умоет руки.

— Августа, ты почти убедила меня!

Эти слова, сказанные смиренным тоном, сопровождались сладчайшей улыбкой, но леди Джевингтон, полная негодования, покинула комнату, больше не сказав ни слова.

— Теперь, — сказал маркиз своему секретарю, — осталось только, чтобы и твои протеже потребовали от меня устроить для них бал.

Глава 3

Трудно было ожидать от маркиза, который редко делал то, что доставляло удовольствие кому-нибудь, кроме него самого, что он отзовется на просьбу мисс Мерривилл, да и Тревор не спешил освежить его память. Но то ли из любопытства, то ли случайно он оказался однажды около Верхней Уимпол-стрит, но он все-таки нанес ей визит.

Дверь открыл пожилой дворецкий, который провел Алверстока вверх по узкой лестнице в гостиную нетвердой походкой, красноречиво выдававшей его возраст, и доложил о нем.

Маркиз, задержавшись в дверях, огляделся вокруг и увидел, что подозрения его оправдались: эта незнакомка пребывала в стесненных обстоятельствах, поскольку комната была обставлена довольно убого. Человек менее обеспеченный, чем маркиз, сразу догадался бы, что дом сдавался на время и поэтому был обставлен как можно дешевле.

В комнате был только один человек: женщина, которая писала что-то за столиком у окна. Она быстро обернулась, бросила на Алверстока взгляд одновременно удивленный и оценивающий. Он увидел, что она довольно молода, лет двадцати трех или двадцати четырех, хорошо сложена, прямой взгляд серых глаз, какой-то решительный маленький носик и очень твердый рот и подбородок придавали лицу замечательное выражение. Светло-каштановые волосы были заплетены a la Didon, что ей было к лицу, полосатым жакетом на ней было закрыто платье из тонкого батиста с двойной отделкой. Алверсток, разбиравшийся в дамской одежде, сразу заметил, что, хотя ее туалет и был сшит по моде, нельзя было сказать, что она одета экстравагантно и дорого. Но, с другой стороны, нельзя было назвать ее и плохо одетой. Она умела носить простое платье так, что оно придавало ей достоинство.

К тому же она очень уверенно держалась, из-за чего Алверсток подумал, что она может быть старше, чем ему сначала показалось. Поскольку молодые незамужние женщины обычно не принимали у себя мужчин, было бы вполне естественно, если бы ее взволновало появление незнакомого человека, но ее это не смутило, как и его бесстрастный, испытующий взгляд. Ничуть не покраснев, не опустив глаз, без малейшего признака обычного девичьего замешательства, она разглядывала его задумчиво и (как отметил он с интересом) весьма критически.

Он вошел, двигаясь легко и неторопливо.