— Слава богу. Никогда не видел столько какао… Вот я и приехал в Ильеус и решил: дай-ка навещу полковника Рамиро. Поговорю с ним, поделюсь своими мыслями. На плантациях мы по вечерам сидим и думаем… Знаете, как это бывает, — начинаешь думать, а потом и поговорить хочется.

— Я весь внимание, полковник.

— Вам известно, что в политику я никогда не вмешивался. Только один раз это сделал, да и то иного выхода не было. Вы, должно быть, помните, тогда сеньор Фирмо был префектом. Они хотели прибрать к рукам Рио-до-Брасо и назначить туда своего человека. Я приезжал тогда поговорить с вами…

Рамиро помнил этот случай. Комиссар полиции, его ставленник, уволил помощника полицейского комиссара в Рио-до-Брасо, которому покровительствовал Алтино, и назначил на его место капрала военной полиции. Алтино приехал в Ильеус и явился к Бастосу с жалобой. Это было лет двенадцать назад. Алтино потребовал, чтобы капрала отозвали и возвратили его протеже. Рамиро согласился. Смена власти была произведена без его ведома и согласия, в момент, когда он был на заседании сената в Баие.

— Я велю отозвать капрала, — обещал Бастос.

— Не надо. Он приехал тем же поездом, что и я; похоже, побоялся остаться. Не знаю толком, в чем дело, я плохо осведомлен, слышал только, что над ним немного подшутили. Думаю, ему не захочется возвращаться в Рио-до-Брасо. Нужно просто освободить его от этой должности и снова назначить моего кума. Власть без силы ничего не стоит…

Так и сделали. Рамиро вспомнил неприятный разговор. Алтино тогда угрожал разрывом, грозил поддержать оппозицию. А что ему нужно сейчас?

— Сегодня я снова приехал. Возможно, на этот раз я лезу туда, куда меня не просят… Проповеди мне никто не заказывал. Но я сижу на плантации и раздумываю над тем, что происходит в Ильеусе. Даже если мы сторонимся дел, они сами напоминают о себе. Ведь, в конце концов, все расходы на политику оплачивают фазендейро, которые живут на плантациях и собирают какао. Вот это меня и заботит…

— А как вы оцениваете нынешнее положение?

— Я нахожу его неважным. Вы всегда пользовались вполне заслуженным уважением в Ильеусе и уже много лет являетесь политическим лидером. Разве кто-нибудь станет отрицать это? Во всяком случае, не я, избави господи.

— Однако все же кое-кто отрицает. Правда, не здешние жители, а чужеземец, который явился в Ильеус неизвестно зачем. Его братья, люди порядочные, выставили его из своей фирмы, не хотят даже видеть этого отщепенца. Он приехал в Ильеус, чтобы расколоть то, что было единым, разобщить то, что было неделимым. Если капитан выступает против меня, это закономерно, я боролся против его отца и добился его отставки. Капитан по-своему прав, поэтому я всегда считался с ним и не переставал его уважать. Но этому сеньору следовало бы довольствоваться деньгами, которые он зарабатывает, и не вмешиваться не в свое дело.

Алтино закурил свернутую из кукурузного листа сигарету и опять поглядел на лампочки в нише, где стояли статуи святых.

— Замечательное освещение. У нас в доме тоже есть статуи святых. Хозяйка у меня набожная и изводит ужасно много свечей. Я велю и у нас провести электричество… Ильеус — край чужеземцев, сеньор полковник. А кто такие мы сами? Никто из нас здесь не родился. Но возьмем коренных жителей Ильеуса — что они собой представляют? За исключением доктора, человека образованного, все остальные — дрянь, ничего не стоят. Следовательно, можно сказать, что мы первые грапиуны. А наши дети ильеусцы. И когда мы прибыли в эти ужасные леса, разве старожилы не могли сказать, что мы чужеземцы?

— Я не хотел вас обидеть. Я знал, что вы продали ему свое какао, но не знал, что вы друзья, поэтому был откровенен.