– Ты сегодня очень красивая, – улыбаясь, сказал юноша.

– Правда? – вспыхнула Ратха. – Тебе нравится?

Она умела спокойно и с достоинством принимать комплименты, но все, что было связано с Нарендером, воспринималось ею совсем не так, как в других ситуациях. Любое его слово могло в одно мгновение преобразить ее жизнь – сделать ее счастливой или, наоборот, повергнуть в отчаяние. То, что в других устах звучало ничего не значащим пустячным замечанием, у него выходило похвалой или осуждением – просто потому, что для Ратхи все это было частью непрекращающегося разговора, который она вела с ним в душе.

– Пойдем, поздоровайся с папой, а то ты так старательно обходишь наш дом, что это уже становится неприличным, – сказала она и тут же испугалась, не услышит ли он в ее словах упрек или недовольство.

Но Нарендер и не думал обижаться. Он с улыбкой пожал плечами и пошел за ней. Ратха замолчала, надеясь, что он будет как то оправдывать свое нежелание посещать их, приведет вескую причину, которая мешала ему видеться с нею сразу же после возвращения из Шантиникетона, но так ничего и не дождалась.

«Для него это совершенно нормально – не повидаться со мной. Он и не заметил, как давно мы не встречались», – кольнула ее внезапная догадка, но девушка не дала ей укрепиться в душе и сразу же прогнала.

Но что то осталось и стало чуть чуть саднить внутри. Теперь, чтобы почувствовать себя такой же счастливой, как в момент, когда она увидела его лицо в толпе гостей, ей приходилось делать над собой усилие. «Сама виновата, – ругала себя Ратха. – Сколько раз давала слово никого не упрекать. Знаю ведь, что ничего хорошего из этого не выходит, а вот опять попалась…»

– Папа, Нарендер пришел, – сказала она отцу, показывая на остановившегося в двух шагах юношу.

Чанхури внимательно оглядел парня и вдруг неожиданно радостно улыбнулся:

– Рад видеть тебя, сынок!

Сынок! Нарендер вовсе не надеялся на такое радушное обращение. В общем то он находил это чересчур фамильярным, Бхагават Чанхури вовсе не был тем человеком, короткие отношения с которым могли бы его обрадовать. Хотя, возможно, этот господин так зовет всех друзей его дочери.

Нарендер низко поклонился, как того требовал торжественный момент чествования победителя, и протянул ему подарок, завернутый в бумагу.

– Примите мои поздравления, – вежливо произнес он.

– Как интересно! Что же это мой сын решил подарить господину президенту? – насмешливо спросил подошедший Джави. – Свод небесной мудрости? Или рекламный проспект Тагоровского центра?

Юноша почувствовал, как в нем снова закипает злость на отца, но недавняя бабушкина проповедь не позволила высказать ему недовольство вслух.

– Действительно мудрость, но вполне земная, – ответил он, стараясь сдержать свои чувства и сохранить желание быть терпимым.

– Что это?! – Бхагават развернул бумагу и теперь смотрел на обложку книги, которая была ему слишком хорошо знакома.

«Политика и коррупция»… Он написал эту работу двадцать лет назад, будучи, как ему теперь казалось, глупым и восторженным юнцом, полным решимости изменить мир. Иллюзии давно развеял ветер, но книга, оказывается, еще выплывает то там, то здесь, как брошенная потерпевшим бедствие матросом бутылка – его уже давно спасли, и он пьет свой кофе в уютной квартирке, а она продолжает странствовать в полном опасностей океане, неся в себе известие о беде и крик о помощи.

– Вот это подарок! – усмехнулся Джави Сахаи. – Вполне в духе моего сына. Я хочу сказать, выбрано с большим вкусом.

Он прекрасно видел, что Чанхури неприятно напоминание о либеральных грешках молодости, как не понравилось бы почтенному отцу семейства, если бы кто то вспомнил при его детях и дородной супруге, как он плясал когда то в ярмарочном балагане с тоненькой цыганкой.