236

 Не года вредят горению,

 а успешные дела:

 души склонны к ожирению

 не слабее, чем тела.

 237

 Весь день дышу я пылью книжной

 а попадая снова к людям,

 себя с отчетливостью вижу

 цветком, засушенным в Талмуде.

 238

 Мир полон жалости, соплей

 и филантропии унылой,

 но нету зла на свете злей

 добра, внедряемого силой.

 239

 В меня при родах юркнул бес,

 маня гулять и веселиться,

 но так по старости облез,

 что тих теперь, как ангелица.

 240

 В чем цель творенья — неизвестно,

 а мы — не смеем размышлять,

 хотя порою интересно,

 зачем то та, то эта блядь.

 241

 В природе есть похожести опасные,

 где стоит, спохватясь, остановиться:

 великое — похоже на прекрасное,

 но пропасти змеятся на границе.

 242

 Кто свой дар сберег и вырастил,

 начинает путь подвижника:

 ощутил, обдумал, выразил —

 и спокойно ждешь булыжника.

 243

 И я познанием увлекся бы,

 но плохо с умственной поэтикой:

 Создатель мыслит парадоксами,

 а я — убогой арифметикой.

 244

 Философов труды сильней всего

 античных мудрецов напоминают:

 те знали, что не знают ничего,

 а эти даже этого не знают.

 245

 В струе синеватого дыма

 с утра я сижу за столом

 и время, текущее мимо,

 своим согреваю теплом.

 246

 В нас не простая кровь течет,

 в ней Божий дух, как хмель в вине,

 нас жар сотворчества влечет

 к бумаге, женщине, струне.

 247

 Источник мыслей вулканичен:

 за изверженьем — вновь ни слова;

 антракт весьма гигиеничен

 для заливания спиртного.

 248

 Я раньше чтил высоколобость

 и думал: вотума палата,

 теперь ушла былая робость —

 есть мудаки со лбом Сократа.

 249

 Для баб одежды мишура —

 как апельсину кожура,

 где плод порой сухой и синий

 и очень слабо апельсиний.

 250

 Все хаосы, броженья и анархии,

 бунты и сокрушения основ

 кончаются устройством иерархии

 с иным распределением чинов.

 251

 Я — человек: ем пищу ложкой

 и не охочусь при луне;

 а раньше был, наверно, кошкой —

 уж очень суки злы ко мне.

 252

 Прочтет с улыбкою потомок

 про кровь и грязь моей эпохи,

 так улыбается ребенок

 на похоронной суматохе.