284

 Когда мы ищем, вожделея,

 сигналы, знаки и огни,

 то чем знамения темнее,

 тем впечатляющей они.

 285

 Старики сидят, судача,

 как мельчают поколения,

 и от них течет, прозрачен,

 запах мудрости и тления.

 286

 Если с прочим трудящимся воинством

 нас поглотят конторские пасти,

 я стерплю эту долю с достоинством,

 ибо служба — не срам, а несчастье.

 287

 Я тяготел к проблемам общим,

 искал вселенские узлы,

 а познавал — зато на ощупь —

 конкретных частностей углы.

 288

 Жизнь становится дивной игрой

 сразу после того, как поймешь,

 что ничем и ни в чем не герой

 и что выигрыш — в том, что живешь.

 289

 Красоте не дано отнимать,

 а уродство — конец и разруха:

 жизнь дарует красавица мать,

 а уносит — косая старуха.

 290

 Живу я, как однажды обнаружил

 по горестному чувству неуюта, —

 чужой и неприкаянно ненужный,

 как памятник забытому кому-то.

 291

 Певцов коронует могила:

 Россия их душит и губит,

 и чем их быстрее убила,

 тем больше впоследствии любит.

 292

 Мы все общенья с Богом жаждем,

 как жаждут грешник и монах,

 а личный бог живет при каждом —

 в душе, талантах и штанах.

 293

 Друзья дымят, и стол вином запятнан,

 и длится спор, застигнутый рассветом

 нужны года, чтоб зрением обратным

 увидеть, сколько счастья было в этом.

 294

 Наш дух и после нас живет в природе

 так в памяти былое угасает,

 но слово, дуновение, мелодия —

 и все из ниоткуда воскресает.

 295

 Все в этой жизни так устроено,

 что есть всему свои весы,

 но хоть и каждый прав по-своему,

 а сукин сын есть сукин сын.

 296

 Когда со всех сторон приходит лихо

 и свет уже растаял вдалеке,

 единственный в безвыходности выход

 собрать себя и выжить в тупике.

 297

 У духа, как у плоти, есть позывы,

 но плотские — крепчают, разъярясь,

 а духа просьбы тонки и пугливы

 и гаснут, незаметно испарясь.

 298

 Носить одежду — лицемерие,

 поскольку ясно, что под ней,

 но в этом скрыто суеверие,

 что станет скрытое видней.

 299

 Не столько душная держава

 питомца гонит нелюбимого,

 сколь жажда жизненного жанра,

 в России неосуществимого.