|
347
Судьба отнюдь не полностью и строго во всем руководится небесами: супруга нам даруется от Бога, подруг должны разыскивать мы сами.
348
Ревнители канона и традиции в любой идеологии и нации усердно служат злу в его полиции, преследующей жажду изменяться.
349
Мышлением себя не иссушая, живу я беззаботно, как барсук, то дьявола, то Бога искушая соблазном разделить со мной досуг.
350
Он не был чванен и спесив, под юбку в самом лез начале, и что мерзавец некрасив, они уже не замечали.
351
Послушно готов я гореть на огне, но только в преддверье огня Всевышний обязан ответствовать мне, горят ли, кто хуже меня.
352
Отвергнувши все компромиссы, черты преступив и границы, евреи бегут, будто крысы, и сразу летят, словно птицы.
353
Участь, приятель, заведомо ясную наша планета готовит себе, счастье, что жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.
354
Ах, любовь, хладнокровным ты — примус, и становится мужествен трус, даже минус, возлегши на минус, от любви превращается в плюс.
355
Зря не верят в мудрость зада те, кто мыслит головой: жопа есть — ума не надо, ибо ум у жопы — свой.
356
Попыткам осветить свою тюрьму, несчетным видам веры — нет конца, по образу и духу своему творим себе мы вечного Творца.
357
И забытья похож восторг, и обморочна дрожь, и даже сам предсмертный стон с любовным хрипом схож.
358
Когда мы пьем, бутылка честно теплом покоя дарит нас, и мир становится на место, остановив безумный пляс.
359
Поток судьбы волочит нас, калеча, о камни дней, то солоных, то пресных, и дикие душевные увечья куда разнообразнее телесных.
360
Боюсь, что еврея постигнет в тепле разжиженность духа и крови: еврейское семя на мерзлой земле взрастает гораздо махровей.
361
Кормясь газет эрзацной пищей и пья журнальный суррогат, не только духом станешь нищий, но и рассудком небогат.
362
Подумав к вечеру о вечности, где будет холодно и склизко, нельзя не чувствовать сердечности к девице, свежей, как редиска. |
