|
647
Не став трибуном и политиком, живя среди застольных баек, себя я чувствую лишь винтиком, страшась закручиванья гаек.
648
Люблю я утром духа трезвость и лист бумаги на столе, а ближе к ночи — блуда резвость и блики влаги на стекле.
649
В этой жизни чем-то лишние, с ней уже сроднимся вряд ли мы, очень бабы стали хищные, а мужи потравояднели.
650
Что человек? Игра природы, в ее руках послушный воск, и круто скрючивают годы наш позвоночник, хер и мозг.
651
Способный нерадивый ученик, забывший о единственности срока, я жизнь мою пишу как черновик, надеясь на продление урока.
652
С лицом не льстивы зеркала: с годами красят лик стекольный истлевших замыслов зола и возлияний цвет свекольный.
653
Не пузырись ума отравой, когда выходишь замуж, дева: от бабы, слишком часто правой, мужик быстрей идет налево.
654
Я возле каждого куста валялся в сладостной истоме, но надорвался и устал шершеть ля фам в чужой соломе.
655
Когда земля мне станет пухом, на гроб распилится сосенка, моим насквозь соленым духом Господь начинит поросенка.
656
Давно я дал себе обет, и я блюду его давно: какой бы я ни съел обед, а ужин ем я все равно.
657
В нас по природе есть глухое предощущение неброское: для духа вредно все сухое, бесповоротное и плоское.
658
Напрасно разум как ни мучай, грядущих лет недвижна тьма, рулетку жизни вертит случай, смеясь убожеству ума.
659
Маршальские жезлы в рюкзаках носят и отнюдь не дураки, только, оставаясь в дураках, умные бросают рюкзаки.
660
Вполне я согласен с Сократом, сказавшим толпе горожан: душа изъясняется матом, а разум — безухий ханжа.
661
Душа улетит, и рассыпется тело, сотрутся следы, не оставив следа, а все, что внутри клокотало и пело, неслышно прольется ничем в никуда.
662
Увы, подруга дорогая, пора подумать нам уже, что, плоть блаженством содрогая, мы больно делаем душе.
663
Все наши монологи, диалоги и выкрики в компании греховной заслуженно почтятся в некрологе строкой о неуемности духовной. |
