|
299
Весь день я по жизни хромаю, взбивая пространство густое, а к ночи легко понимаю коней, засыпающих стоя.
300
Когда струились по планете потоки света и тепла, всегда и всюду вслед за этим обильно кровь потом текла.
301
Есть в идиоте дух отваги, присущей именно ему, способна глупость на зигзаги, недостижимые уму.
302
Тоскливей ничего на свете нету, чем вечером, дыша холодной тьмой, тоскливо закуривши сигарету, подумать, что не хочется домой.
303
Довольно тускло мы живем, коль ищем радости в метании от одиночества вдвоем до одиночества в компании.
304
От уксуса потерь и поражений мы делаемся глубже и богаче, полезнее утрат и унижений одни только успехи и удачи.
305
С утра душа еще намерена исполнить все, что ей назначено, с утра не все еще потеряно, с утра не все еще растрачено.
306
Мои друзья темнеют лицами, томясь тоской, что стали жиже апломбы, гоноры, амбиции, гордыни, спеси и престижи.
307
В кипящих политических страстях мне видится модель везде одна: столкнулись на огромных скоростях и лопнули вразлет мешки говна.
308
Душа не плоть, и ей, наверно, покой хозяина опасен: благополучие двухмерно и плоский дух его колбасен.
309
От меня понапрасну взаимности жаждут девственно чистые души, слишком часто из нежной невинности проступают ослиные уши.
310
Наш век нам подарил благую весть, насыщенную горечью глобальной: есть глупость незаразная, а есть — опасная инфекцией повальной.
311
Я уважаю в корифеях обильных знаний цвет и плод, но в этих жизненных трофеях всегда есть плесени налет.
312
Еще Гераклит однажды заметил давным-давно, что глуп, кто ступает дважды в одно и то же говно.
313
Забавно, что, живя в благополучии, судьбы своей усердные старатели, мы жизнь свою значительно улучшили, а смысл ее — значительно утратили.
314
А странно мы устроены: пласты великих нам доставшихся наследий листаются спокойно, как листы альбома фотографий у соседей.
315
Во мне есть жалость к индивидам, чья жизнь отнюдь не тяжела: Господь им честно душу выдал, но в них она не ожила. |
