155
Творец дарил нам разные дары,
лепя свои подобия охальные,
и Моцарты финансовой игры —
не реже среди нас, чем музыкальные.
156
Насколько б далеко ни уносились
мечтания и мысли человека,
всегда они во всём соотносились
с дыханием и свихнутостью века.
157
Жил я, залежи слов потроша, —
но не ради учительской клизмы,
а чтоб чуть посветлела душа,
сочинял я свои эйфоризмы.
158
Творцу такое радостно едва ли
в течение столетий унижение:
всегда людей повсюду убивали,
сначала совершив богослужение.
159
Кому-то полностью довериться —
весьма опасно, и об этом
прекрасно знают красны девицы,
особенно весной и летом.
160
Бессонница висит в ночном затишье;
тоска, что ждать от жизни больше нечего;
как будто я своих четверостиший
под вечер начитался опрометчиво.
161
Такую чушь вокруг несут,
таким абсурдом жизнь согрета,
что я боюсь — и Страшный суд
у нас пойдёт как оперетта.
162
Не ведая порога и предела,
доверчив и наивно простодушен,
не зря я столько глупостей наделал —
фортуне дураков я был послушен.
163
Сначала чувствуем лишь это,
а понимаем позже мы,
что в тусклой жизни всё же света —
на чуть, но более, чем тьмы.
164
Опишет с завистью история,
легенды путая и были,
ту смесь тюрьмы и санатория,
в которой счастливы мы были.
165
Живу я, почти не скучая,
жую повседневную жвачку,
а даму с собачкой встречая,
охотней смотрю на собачку.
166
Пугайся — не пугайся, верь — не верь,
однако всем сомнениям в ответ
однажды растворяется та дверь,
где чудится в конце тоннеля свет.
167
Потери я терпел и поражения,
но злоба не точила мне кинжал,
и разве что соблазнам унижения
упрямо позвоночник возражал.
168
Когда гуляют мразь и шушера,
то значат эти торжества,
что нечто важное порушено
во всей системе естества.
169
Забавно видеть, как бесстыже
ум напрягается могучий,
чтобы затраты стали жиже,
но вышло качественно круче.
170
За время проживаемого дня
мой дух живой настолько устаёт,
что, кажется, житейского огня
во мне уже слегка недостаёт. |