|
123
К моим добавлю упущениям, что не люблю любой нажим, и верю личным ощущениям гораздо больше, чем чужим.
124
Давно живя, люблю поныне я зигзаги, петли и штрихи, и зря скребётся грех уныния, пока покруче есть грехи.
125
Судьба нас искушает на повторах: житейский наблюдая карнавал, я вижу ситуации, в которых не раз уже по дурости бывал.
126
Где б ни случился я под вечер, я глазом сыскивал бокал, который мне о скорой встрече прозрачным боком намекал.
127
Дышу. Курю. Гоню волну. Люблю душевное томление. Господь не ставит мне в вину благочестивое глумление.
128
Есть радости у дряхлых старичков, и счастливы бывают старички: сыскался вдруг футляр из-под очков, а к вечеру на лбу нашлись очки.
129
Книга жизни — первый том, он уже написан весь, а про всё, что ждёт потом, сочиню, Бог даст, не здесь.
130
Хотя на русской почве я возрос, еврейской обволокся я духовностью: вопросом отвечаю на вопрос и пакостей от жизни жду с готовностью.
131
В азарте Божий мир постичь до крайней точки и конца, мы все несём такую дичь, что плохо слышим смех Творца.
132
Хотя уже я сильно старый, во мне талант ещё сочится: с утра пишу я мемуары про то, что днём со мной случится.
133
Чем потревожен дух народа? О чём народ в толпе галдит? О том, что подлая погода — футболу нынче повредит.
134
К бутылке тянется не каждый, кто распознал её влияние: Бог только тех отметил жаждой, кому целебно возлияние.
135
Природа позаботилась сама, чтоб видно было, слушая ублюдка, насколько выделения ума подобны извержениям желудка.
136
Шумливы старики на пьяной тризне: по Божьему капризу или прихоти, но радость от гуляния по жизни заметно обостряется на выходе.
137
Хочу, поскольку жить намерен, сейчас уже предать огласке, что даже крайне дряхлый мерин ещё достоин женской ласки.
138
Я с юности грехами был погублен, и Богу мерзок — долгие года, а те, кто небесами стал возлюблен, давно уже отправились туда.
139
Я не мудрец и не дебил, и без душевного дефекта, но не люблю и не любил я выебоны интеллекта. |
