Драко Малфой и Гарри стали врагами с самой первой поездки на «Хогварц-экспрессе». Малфой, обладатель бледного, острого, надменного лица, учился в колледже «Слизерин»; кроме того, он был Ловчим слизеринской квидишной команды (а Гарри — Ловчим «Гриффиндора»). Краббе и Гойл, казалось, родились на свет лишь для того, чтобы служить у Малфоя на посылках. Оба они были квадратные и мускулистые; Краббе повыше ростом, стриженный под горшок и с могучей шеей; Гойл — с короткими, жёсткими волосами и длинными, как у гориллы, ручищами.

— Вы только посмотрите, кто здесь! — открыв дверь купе, процедил Малфой в обычной ленивой манере. — Уизгляк и Потрох.

Краббе и Гойл гоготнули, точно парочка троллей.

— Я слышал, твой папаша летом наконец-то узнал, что такое деньги, Уизли, — продолжил Малфой. — А мамаша что? Умерла от шока?

Рон вскочил так быстро, что опрокинул на пол кошачью корзинку. Профессор Люпин всхрапнул.

— Кто это? — спросил Малфой, при виде Люпина машинально попятившись.

— Новый учитель, — ответил Гарри, тоже поднявшись на ноги — вдруг понадобится оттаскивать Рона. — Что-что ты там говорил, Малфой?

Блеклые глаза Малфоя сузились; ему хватало ума не затевать драку под носом у преподавателя.

— Пошли отсюда, — с обидой пробормотал он Краббе и Гойл у, и они исчезли.

Гарри с Роном сели. Рон массировал костяшки.

— Я больше не собираюсь терпеть Малфоя, — злобно заявил он. — Серьёзно. Ещё вякнет о моей семье, и я ему голову оторву и... — Рон бешено взмахнул рукой.

— Рон, — зашептала Гермиона, показывая на профессора Люпина, — тише...

Но профессор Люпин крепко спал.

Чем севернее продвигался поезд, тем сильнее лило; окна затянуло непроглядной серостью, и она постепенно чернела. Наконец в коридорах и над багажными полками зажглись фонари. Колёса стучали, дождь барабанил, ветер ревел, а профессор Люпин спал и спал.

— Мы, наверно, почти приехали, — сказал Рон, выглядывая из-за профессора в почерневшее окно.

Не успел он договорить, поезд начал притормаживать.

— Классно. — Рон встал, осторожно обходя Люпина и вглядываясь в заоконный мрак. — Я уже умираю с голоду. Хорошо бы поскорей на пир...

— Мы не могли так быстро доехать, — возразила Гермиона, сверившись с часами.

— Тогда чего мы встали?

Поезд всё замедлял ход. Когда стих шум поршней, громче завыл ветер и застучал дождь по стёклам.

Гарри, сидевший у двери, встал и выглянул в коридор. По всему вагону из дверей купе высовывались любопытные лица.

Поезд, дёрнувшись, замер, и вдалеке загрохотало — видно, с полок попадал багаж. Затем вдруг погасли лампы, и всё погрузилось в темноту.

— В чём дело? — спросил Рон за спиной у Гарри.

— Ой! — вскрикнула Гермиона. — Рон, это моя нога!

Гарри ощупью вернулся на сиденье.

— Как думаете, поезд сломался?

— Понятия не имею...

Что-то скользко скрипнуло, и Гарри смутно различил чёрный силуэт Рона. Тот протёр ладонью стекло и вглядывался во тьму.

— Там что-то движется, — сообщил он. — По-моему, садятся в поезд...

Дверь в куле внезапно отворилась, и кто-то пребольно свалился Гарри на ноги.

— Простите, вы не знаете, в чём дело? Ой... простите...

— Привет, Невилл. — Гарри пошарил в темноте и поднял Невилла за шкирку.

— Гарри? Это ты? А что происходит?

— Понятия не имею. Садись...

Раздалось громкое шипение и крик: Невилл уселся на Косолапсуса.

— Схожу к машинисту, спрошу, в чём дело, — сказал голос Гермионы.