Компанія еще долго бражничала въ ресторанѣ и только подъ вечеръ поѣхала домой, порѣшивъ на, завтра утромъ отправиться на Везувій.

LV

Былъ восьмой часъ утра, супруги Ивановы еще только поднялись съ постели, остальная ихъ компанія спала еще у себя въ номерахъ крѣпкимъ сномъ, а ужъ у подъѣзда гостинницы стоялъ большой шарабанъ, на десять мѣстъ, запряженный цугомъ шестеркой муловъ и предназначенный везти гостей на Везувій. Кромѣ русской компаніи на Везувій въ томъ же шарабанѣ отправлялась и компанія англичанъ, состоявшая изъ трехъ мужчинъ и одной дамы. Шарабанъ принадлежалъ гостинницѣ и за проѣздъ въ немъ на Везувій и обратно гостинница взяла по пяти франковъ съ персоны. Отъѣздъ былъ назначенъ въ восемь часовъ утра. Англичане въ бѣлыхъ шляпахъ съ двойными козырьками, съ зелеными вуалями на шляпахъ, въ синихъ шерстяныхъ чулкахъ до колѣнъ, въ полусапожкахъ съ необычайно толстыми подошвами, съ альпійскими палками съ острыми наконечниками въ рукахъ бродили уже около шарабана, перекидывались другъ съ другомъ фразами изъ двухъ-трехъ словъ и нетерпѣливо посматривали на часы. По недовольнымъ минамъ ихъ было замѣтно, что они разговаривали о неакуратности русскихъ спутниковъ, про которыхъ кельнеръ имъ доложилъ, что они еще не вставали съ постели. Но вотъ пробило и восемь часовъ. Англичане къ своимъ немногосложнымъ фразамъ прибавили уже пожиманія плечами и покачиванія головами и послали торопить русскихъ. Первыми вышли супруги Ивановы. Англичане приподняли шляпы и кивкомъ отдали поклоны. Поклонились имъ и супруги Ивановы, а Николай Ивановичъ даже отрекомендовался:

— Коммерсантъ Ивановъ де Петербургъ.

Англичане поспѣшили протянуть ему руку и тоже назвали свои фамиліи. Англичанинъ постарше что-то заговорилъ, обращаясь къ Николаю Ивановичу.

— Пардонъ… Не понимаю, отвѣчалъ-тотъ. — Глаша, переведи.

— Да и я не понимаю. Онъ, кажется, по англійски говоритъ. Парле ву франсе, монсье? спросила Глафира Семеновна англичанина.

Англичанинъ утвердительно кивнулъ головой и опять заговорилъ.

— Рѣшительно ничего не понимаю! пожала плечами Глафира Семеновна.

Два другихъ англичанина показали Николаю Ивановичу свои часы.

— Должно быть про остальную нашу компанію спрашиваютъ, что-ли! пробормоталъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Вуй, вуй… Опоздали, но они сейчасъ явятся. — Тринкенъ… Кафе тринкенъ… пояснилъ онъ и хлопнулъ себя по галстуху. — Глаша! Да говори-же что-нибудь!

— Что-жъ я буду говорить, коли ни они меня не понимаютъ, ни я ихъ не понимаю.

Дама-англичанка въ это время сидѣла уже въ шарабанѣ. Одѣта она была въ соломенной шляпѣ грибомъ съ необычайно широкими полями, съ соломеннымъ жгутомъ вмѣсто лентъ и тоже держала въ рукѣ альпійскую палку съ острымъ наконечникомъ съ одного конца и съ крючкомъ съ другаго. Пожилой англичанинъ протянулъ Глафирѣ Семеновнѣ руку и предложилъ сѣсть въ шарабанъ.

— Ахъ, нѣтъ… Я сама… — уклонилась она и взобралась въ шарабанъ.

Англичанинъ поднялся на подножку и отрекомендовалъ даму-англичанку Глафирѣ Семеновнѣ. Англичанка протянула ей руку и что-то заговорила.

— Уй, уй… — кивнула ей въ отвѣтъ Глафира Семеновна и, обратясь къ мужу, сказала:- Говоритъ какъ будто-бы и по французски, но рѣшительно не понимаю, что говоритъ.

Англичане все чаще и чаще смотрѣли на часы и покачивали головами. Наконецъ молодой, бѣлокурый англичанинъ въ синемъ полосатомъ бѣльѣ возвысилъ голосъ и послалъ швейцара торопить остальныхъ путниковъ. Вскорѣ на подъѣздѣ послышался шумъ и возгласъ:

— Плевать мнѣ на англичанъ! Я за свои деньги ѣду! Захочу, такъ куплю, перекуплю и выкуплю всѣхъ этихъ англичанъ! Кофею даже, черти этакіе, не дали выпить.

Показался Граблинъ и на ходу застегивалъ жилетъ.