– Я приду на обед, – ответил Эбен.

И он пришёл. Ровно в два.

Джек, однако, так и не появилась.

Глава 7

Рождество

Когда Эбен пришёл в столовую, остальные уже приступили к обеду.

Он намеренно опоздал, говоря себе, что хочет заставить их ждать... хочет, чтобы им было не всё равно, придёт он или нет. Неправда. Он хотел, чтобы ей  было не всё равно.

Но, в действительности, Эбен боялся, что Джек сама может не прийти.

Он остановился перед дверью, понимая, что не должен этого делать, зная, что прятаться в коридоре и подслушивать разговоры в соседней комнате не лучшая затея. Но он поступил так всё равно, поэтому, когда Эбен подошёл к столовой, он счёл справедливым тот факт, что внутри царило бурное веселье, будто эти трое дружили целую вечность и их объединяло весёлое прошлое, в котором ему не было места.

– Я вам не верю! – настаивал Лоутон.

– Клянусь, это правда, – смеясь, ответила Джек, и это вывело Эбена из себя.

– Я должен поверить, что он играет...

– Не просто играет, – перебила Лоутона Джек. – У него бесспорный талант.

Эбен затаил дыхание.

– Само собой разумеется, – пошутил Лоутон. – Я должен поверить, что у него превосходный талант  к игре на скрипке.

– Верно.

– У Эбена, герцога Олрида.

Троица снова разразилась громким раздражающим смехом.

– У того самого, – подтвердила Джек.

– И он не просто играет произведения Моцарта или кого то в этом духе... а беззаботную, весёлую  музыку.

– Я никогда не слышала, чтобы он сфальшивил, – сказала она, голосом, в котором сквозили воспоминания о былом. – Никогда не слышала, чтобы кто нибудь играл с такой же скоростью, как он, и ни разу не сфальшивил.

Перед глазами промелькнули воспоминания. Джек не раз танцевала в бурном ритме его музыки, пока Эбен играл всё быстрее и быстрее, заставляя струны чуть ли не воспламениться, а она всё кружилась и кружилась. А потом наступал черёд Эбена воспламениться, когда они с Джек падали в ворохе её юбок, тяжело дыша и смеясь от счастья. Он представлял себе, что она будет танцевать для него каждый день до конца их жизни.

Пока всё не испортил.

– Прошу прощения, – проговорил Лоутон, вернув Эбена в настоящее. – Мне трудно представить Олрида расслабленным, а уж тем более весёлым и беззаботным.

Эбен нахмурился. Он мог вести себя расслаблено.

Столовая погрузилась в тишину. А потом, послышался тихий голос Джек:

– Я с трудом припоминаю моменты, когда бы он не веселился.

Его сердце готово было выскочить из груди.

– Потому что не хочешь, глупышка, – последовал короткий и досадный комментарий тёти Джейн. – Но ты должна помнить, что под конец от веселья не осталось и следа.

Эбен возненавидел эти слова и дальнейшее молчание, будто никому в комнате и в голову не пришло оспорить их правдивость.

Хотя, с чего вдруг?

Он не развлекался и не веселился. Всё из за того, что был слишком сосредоточен на восстановлении поместья, титуле и своей жизни, убеждая себя в первостепенности этих вещей, благодаря которым станет достойным Джек. И его так волновало стать достойным любимой женщины, что о ней самой Эбен позабыл.

Каким же ослом он был. И продолжал им оставаться. Она, без сомнения, обрадуется приезду своего шотландского жениха, который, скорее всего, ослом не был.

А если и был, то Эбен с удовольствием его придушит.

Он хорошо понимал иронию этого утверждения.

Но вдруг Джек сказала:

– Ну, возможно, люди меняются.

Прежде чем он успел обдумать её слова, тётя Джейн и Лоутон рассмеялись, как будто Джек рассказала шутку, смешнее которой они не слышали.