Ведь богатей-то хозяин. От лавок и фабрик доходы

 Он каждодневно считает. Купец и теперь не в накладе.

 Трое детей у него — три дочери. Им по наследству

 Все перейдет. У старшей — жених. Второй же иль третьей

 Можно еще добиваться, но надобно быть расторопней.

 Будь я на месте твоем, я не стал бы раздумывать долго.

 Девушку вмиг отхватил бы, как маменьку я умудрился».

 Скромно ответствовал Герман, отцовскою речью смущенный:

 «Верно, я вам не перечил в желании вашем и думал

 Дочку соседа просватать. Давненько мы знаем друг друга,

 Сызмала вместе на рынке играли мы с ней у фонтана.

 Часто от дерзких мальчишек в ту пору ее защищал я,—

 Все это прошлое дело. Постарше девушки стали.

 Время проводят в дому, недостойных забав избегая.

 Слишком они щепетильны. Ходил я, как старый знакомый,

 Время от времени к ним, сообразно с желанием вашим,

 Но неприятно мне было в их пышном и чопорном доме.

 Там задирали меня, там выслушивать мне приходилось:

 Дескать, сюртук длиннополый, сукно неказисто и грубо,

 Дескать, причесан нескладно, и волосы дурно завиты.

 Тут и взбрело мне на ум нарядиться, подобно тем самым

 Купчикам, что в воскресенье насупротив ходят, красуясь,

 И полушелком дрянным щеголяют целое лето.

 Только я вскоре приметил, что не́ к чему были старанья,

 Горько мне сделалось, гордость моя возмутилась, всего же

 Было больней потому, что моим побуждениям добрым

 Отклика я не нашел, особливо у Минхен, у младшей.

 Ибо, когда напоследок явился я к ним перед пасхой

 В новом камзоле, который с тех пор и висит в гардеробе,

 Был я не хуже других наряжен и причесан по моде.

 Только вошел я, они захихикали. Я не смутился.

 За клавикордами Минхен сидела, был тут же родитель.

 Слушал он дочери пенье, блаженствуя, тая от счастья.

 В песенке этой, однако, я многого просто не понял,

 Только и слышал все время «Памина» и следом «