Однако не впадала в панику. В конце концов, это была всего лишь крошечная речушка по имени Шенна Лейтон, или Пэллес Рил, которая медленно пересыхала, отдавая свою воду реке. Она беспокоилась только о Кейне и надеялась, что удержит жизнь в своем теле достаточно долго, чтобы успеть в последний раз поговорить с ним.
Пэллес очень хотелось спросить у реки, сколько времени у нее осталось, но сделать этого не могла. Она все еще слышала Песнь реки, все еще уносилась прочь в нежной мелодии. Никакая стена из камня, стали или магии не могла отрезать ее от этого источника – он был частью ее самой, так же как ее сердце или позвоночник, – однако какой-то ментальный барьер не позволял ей самой вступить в Песнь и пропустить сквозь себя ее силу.
Пэллес знала, откуда взялся этот запрет; он принадлежал тому, кто сейчас произнес: «Не думаете ли вы, что я поверю этому, не имея доказательств?»
Она видела этого человека не открывая глаз – огромная Харибда в потоке Силы, которая притягивала энергию отовсюду, впитывала ее и превращала в жизнестойкость для массивного тела и мощь для мозга. Железная комната звенела от его шагов, а от биения сердца дрожал каждый камень дворца Колхари.
Пэллес имела смутное представление о пожарах, беспорядках, мятежах и столкновениях, кипевших в городе. С высоты своего сознания она видела, что падение духа Ма'элКота было не следствием хаоса, но его причиной. Каким-то образом его извечная ярость вырвалась наружу и встряхнула город, словно тот был продолжением его тела.
Чтобы увидеть присутствовавших в комнате, нужно открыть глаза, но пока что это слишком сложно – Пэллес чувствовала удары собственного сердца и боль при каждом вздохе. Люди говорили о Кейне – и она узнавала их голоса.
И они называли его актиром.
Пэллес отстраненно подумала, что это плохо, что так можно испортить все дело. Постепенно приходя в себя, она услышала о раскрытом ими плане, о серебряной сети и грифоновых камнях, о замысле выставить Ма'элКота актиром в глазах тысяч его подданных.
Теперь в голосе императора появились нотки слабости, сомнения и внутренней боли – нечего подобного Пэллес не могла от него ожидать.
«Разве такое возможно? Я не могу поверить… Нет, нет, этого быть не может! Это невозможно! Моя карьера… Мое возвышение, трон – все это работа проклятого актира…
Не может быть. Я не верю».
Окончательно придя в себя, Пэллес узнала голос Тоа-Сителла, такой же ровный, каким он был при разговоре с королем Канта.
– Это неразумный риск. Вам следует отменить церемонию.
– Отменить? Сейчас? Мои дети уже пришли на Стадион; отменить церемонию означало бы признать свою вину – результат будет тот же самый.
Его голос стал тонким от непривычной жалости к себе.
– Одним махом быть низвергнутым с вершин в пропасть! Если бы другие боги ненавидели меня с самого рождения, они не могли бы сделать мне хуже. Поверить, что все это могло быть задумано от начала и до конца, что семь лет назад Кейн принес мне корону Дал'каннита и чуть ли не своими руками довел до трона – и теперь может единственным движением сокрушить Империю… Неужели он настолько умен? Неужели он может так опережать даже меня? Ты знаешь его. Ты – его сообщник; эти новости – твоих рук дело. Так говори же! Расскажи мне правду об этом человеке.
«Он что, со мной говорит? – лениво подумала Пэллес. – Неужели он полагает, что я брошусь отвечать на его вопрос? Он не может принудить меня говорить с помощью боли или магии, так он решил быть вежливым?»
Послышались шаги, звук рвущейся натянутой ткани, и Пэллес открыла глаза.
Ма'элКот стоял вполоборота к ней. Натертые маслом мышцы обнаженной спины казались каменными. В кулаке он держал кого-то, болтающегося в воздухе, за ворот туники. |