У этого была сломанная нога в грязных бинтах, наручники на запястьях и окровавленная повязка на руке. Еще одна тряпка перетягивала распухшую черно-синюю челюсть. Нос тоже распух, вокруг глаз темнели синяки.

Она узнала его, только когда он заговорил.

– Я не… я не могу… Я уже все сказал… – жалким голосом произнес Ламорак, моргая мокрыми глазами.

«Я обнимала этого человека, – с удивлением подумала Пэллес. – Я его целовала и занималась с ним любовью. А теперь я не могу даже вспомнить, почему делала это…»

Впрочем, оглянувшись, поняла: она выбрала этого человека потому, что он не был Кейном, потому, что он был противоположностью убийцы во всех отношениях. Высокий, светловолосый, красивый и смелый – хороший человек в полном смысле слова, заботливый и страстный, романтик и герой.

И пустой внутри. Красивая скорлупа, хрупкая, словно пустое яйцо.

Это было последней противоположностью: Кейн по крайней мере был цельной натурой. Он был таким, каким казался. Именно поэтому он никогда бы не сломался, как сломался Ламорак, – Кейн был тверд и непоколебим.

– Тогда сделаем вот что. – Ма'элКот снова повернулся к Тоа-Сителлу, молча стоявшему рядом. Забытый Ламорак покачивался в кулаке императора. – Я – Ма'элКот. Я не стану бежать или скрываться. Если Берн не сможет отыскать сетку, я встречусь с Кейном один на один на арене.

Тоа-Сителл выглядел встревоженным.

– Ма'элКот…

– Нет. Если я укроюсь во дворце, Кейн победит. Я разрушу его планы одним-единственным ударом: я сам приду на Стадион.

Он разжал кулак, и Ламорак со стуком упал на пол.

– Мне с самого начала не нравилась идея использования иллюзии. Это было бы подделкой – а я не лгу своим детям. Все будет по-настоящему. Я возьму эти жизни на арене. Я завладею памятью Пэллес Рил и твоей, Ламорак, как бы мерзко мне ни было связываться с такой гнилью.

Император шагнул к Тоа-Сителлу и посмотрел на него сверху вниз.

– Продолжайте поиски Кейна. Если он будет схвачен до ритуала – прекрасно. Убьете его – и ладно. Надеюсь все же, что вы не найдете его, – он слишком хитер и ловок. Однако я превосхожу его. Я – Ма'элКот. Что бы ни случилось, я буду готов.

Он сжал свои сильные руки до хруста в костяшках.

– Я буду готов и убью его своими руками. А потом завладею и его памятью.

Теперь его голос был так же энергичен, как прежде; его

Оболочка собрала огромное количество Силы. – Тогда наконец все закончится.

«Ох, Хэри», – подумала Шенна, закрывая глаза. Смерть этого тела она приняла бы спокойно, однако внезапно вспыхнувшая в Кейне звезда была так прекрасна… Она походила на розу в пустыне.

«Я буду держаться. Я найду способ. Предупрежу тебя. И помогу. Как-нибудь. Думаю, я смогу прожить достаточно долго».

Мосты опустились еще утром, и казалось, будто весь город устремился на улицы. Не один горожанин успел получить пинка от лошади Берна – горячего животного, которому нравилось расталкивать людей. Лошадь поводила глазами, когда приближался какой бы то ни было человек, и Берн позволил ей порезвиться – несколько упавших ничком окровавленных жителей больше не загораживали ему путь.

Наконец Берн добрался до писсуара, находившегося ближе всего к охраняемой Котами шахте, и небрежно привязал лошадь снаружи, зацепив поводья за верхний крюк коновязи. Замок на двери шахты для золотарей заскрежетал от одного движения Берна. Удар кремня о кресало – и зажглась лампа, которую он снял с крюка у самой двери.