Цветочные гирлянды почти полностью скрывали ее основание, к которому прикрепили две свободно стоящие металлические подставки. Рамы с Пэллес и Ламораком были ловко закреплены на этих подставках и повисли на них.
Впервые за эти дни Пэллес приняла вертикальное положение и в результате едва не потеряла сознание; ее взгляд затуманился, все вокруг поплыло в волнах солнечного света. Она увидела, как Ма'элКот легко прыгнул с земли в центр платформы. Участники парада, рыцари, все присутствовавшие во дворе разразились аплодисментами и приветственными возгласами. Император ответил на это низким поклоном и улыбкой, и рукоплескания усилились.
Даже без мыслезрения Пэллес видела, как он поглощает любовь подданных, как она поднимает его над простыми смертными. Его сомнения и мрачная решительность исчезли без следа; в присутствии своих детей Ма'элКот сиял словно солнце силой и невероятной красотой.
Пэллес посмотрела на Ламорака, на его обмякшее тело, распятое так же, как ее собственное, на его глаза, сомкнутые от страданий. Перевела взгляд на свою полотняную рубаху; на ней уже начали проступать алые пятна сочившейся сквозь бинты крови. Потом взглянула на Ма'элКота, жестом приказавшего открыть ворота. Пэллес попыталась призвать мыслезрение, вернуть ясность духа, поддерживавшую ее в Железной комнате, однако боль в запястьях и щиколотках, мучительные вдохи, шум вокруг мешали ей достигнуть желаемого.
Она была одна и не слышала даже намека на поддерживавшую ее Песнь.
Ворота распахнулись, и лицо Ма'элКота словно озарилось внутренним светом. Толпы приветствовали его появление радостным ревом.
Отступления не будет.
К ночи город перейдет в его руки, готовенький для Тоа-Сителла, – в обмен на… скажем так, некоторые условия…
Дрожь в коленях и пустота в желудке не имели ничего общего со страхом; это было всего лишь предвкушение результата. Только одна вещь волновала короля, и он поминутно смотрел наверх, на полуденное солнце.
«Куда, черт побери, делся Паслава? Он должен быть здесь уже полчаса назад. Если он не придет и не проконтролирует толпу, многие будут ранены».
Он услышал доносившийся из-за стен Стадиона рев, похожий на грохот надвигающегося урагана.
Ма'элКот нагнулся и посмотрел на герцога. Внезапно вокруг наступила тишина, хотя Тоа-Сителл заметил, что запрудившая улицы толпа кричит едва ли не громче прежнего.
Император улыбнулся и мягко произнес:
– Ты ошибаешься. Ты хочешь сказать, что Кейн не входил на Стадион со времени начала поисков. Поверь мне: он будет там.
– Ладно, – повторил администратор. – Он проснулся. Движется. Начинайте трансляцию.
Джеда Клирлейка; их бедные рекламные кампании не давали достаточно средств, чтобы подключиться к прямой трансляции, однако делали все что могли. Они прерывали свои обычные программы, как только появлялась возможность передать новости.
Рассказ Клирлейка мог послужить образцом ясности; прочим дикторам оставалось только бессильно завидовать его таланту сочетать эмоциональность со спокойствием, его умению намекнуть на собственную причастность к событиям.
– После этого сообщения мы вернемся к Кейну в прямой трансляции!
Сообщение принадлежало Студии. В нем говорилось, что Студия в целях рекламы дарит зрителям шестидесятисекундную прямую трансляцию с места событий. Девиз «Приключения Анлимитед: Когда вам хочется стать другим человеком» медленно таял на экранах всего мира. После него началась трансляция.
И мир вздрогнул.
Пешее движение на Таймс-сквер застопорилось – стоявшие плечом к плечу пешеходы смотрели на огромные телеэкраны. То же самое происходило в Токио, Лондоне, Йоханнесбурге, Кабуле, Нью-Дели… Те, у кого были личные карманные экраны, останавливались посреди дороги и доставали их, остальные бежали по домам, в бары, к магазинам, где могли хотя бы увидеть картинку. |