-  Радуйся, женщина, - истошно затянул он, пугая рабов и птиц в кронах деревьев, - радуйся, отмеченная Зевсом, ибо…

    Что «ибо», он сказать не успел, потому что увесистая ладонь Амфитриона смаху запечатала ему рот. Как ни странно, но все присутствовавшие сочли этот поступок вполне естественным - видимо, мужу женщины, отмеченной Зевсом, позволялось многое.

    -  Старец, чтоб я никогда тебя впредь не видал громогласным, - Амфитрион для пущей убедительности заговорил языком бродячих певцов-аэдов, не зная, что почти дословно предугадал высказывание одного из будущих героев Эллады, которого в конце концов в ванной зарежут его собственная жена и ее любовник. - Толком давай говори и меня ты не гневай - да здрав возвратишься! Понял?

    Старец поспешно закивал плешью и знаками показал: дескать, понял и впредь не буду.

    -  Отмеченная Зевсом… - донеслось из-под ладони.

    -  Это мы и сами знаем, - Амфитрион убрал ладонь и грозно обвел взглядом собравшихся.

    -  Что еще говорил Тиресий?

    -  Он говорил, - запинаясь, пробормотал жрец, - он говорил… что Громовержец объявил олимпийцам, будто с этого часа никогда не прикоснется к земной женщине. Только неясно, почему…

    -  Ну, это как раз ясно, - буркнул Амфитрион.

    Жрец недоуменно воззрился на него.

    -  Потому что лучшей женщины Зевсу уже не найти! - Амфитрион возвысил голос, чтобы дошло до всех. - Нигде и никогда! Такой прекрасной и… такой целомудренной, что богу пришлось принимать облик ее мужа для достижения цели! Теперь ясно, тупицы?!

    Он еще раз оглядел их - солдат, жрецов, рабов - подолгу задерживая взгляд на каждом лице.

    Всем было ясно.

    Всем было совершенно ясно.

    -  Есть хочу, - Амфитрион потянулся всем телом, как человек, закончивший утомительную работу. - Эй, Гундосый, расстарайся…

    И покровительственно подмигнул жрецу.

    СТАСИМ [14] ПЕРВЫЙ

    Тьма.

    Вязкая, плотная тьма с мерцающими отсветами где-то там, на самом краю, в удушливой сырости здешнего воздуха - приторного-теплого и в то же время вызывающего озноб.

    Багровые сполохи.

    Гул.

    Ровный шелест волн Стикса.

    Дыхание глубин.

    Где-то падают капли воды.

    Все.

    И всегда было так. Только так.

    -  Мы пришли, Сестра. Ты можешь говорить.

    -  Спасибо за разрешение, Старший, - в женском голосе сквозит явная издевка.

    Так иногда блестит бронза кинжала в складках воздушного пеплоса.

    В ответ - молчание. Падение капель. Ровный шум Реки.

    -  В Семье - разлад, Старший.

    -  Знаю.

    -  И знаешь, кто виноват?

    -  Знаю. Каждый винит другого.

    -  Это суесловие, Старший. Ты не хуже меня понимаешь, что во всем виновен Младший.

    -  Твой Супруг, Сестра. И мой брат. Кстати, и твой тоже.

    -  Да, мой Супруг. Мой Супруг - но он виноват! Он и его сын от смертной, который родится сегодня!

    -  В чем же может быть виновен еще не рожденный ребенок?

    -  Во многом! В наших раздорах! Мой Супруг и раньше был не в ладах со Средним - теперь же они просто видеть друг друга не могут! А я не люблю, когда в Семье возникают серьезные ссоры… Ты знаешь, к чему это может привести?

    -  Знаю, Гера.