|
Да где там тихо - шумят Фивы, во всю глотку шумят, месяц шумят, другой, третий, полгода шумят… Когда угомонятся? 4 …Жара взяла семивратные Фивы в осаду. Гелиос в раскаленном добела венце - полководец умелый и беспощадный - обложил город пылающим воинством своих лучей, и тщетны были все попытки владыки ветров Эола прорваться в изнемогающие Фивы и освежить их дыханием хотя бы Зефира - потому что неистовый северный Борей-воитель умчался на косматых крыльях в Гиперборею, нимало не заботясь судьбой злосчастных Фив. Дом Амфитриона также не был обойден вниманием раздраженного Гелиоса - что совершенно неудивительно, ибо даже великие герои страдают от жары подобно последним рабам, и это наводит на неутешительные мысли о всеобщем равенстве. Тишина царила во всех покоях, взмокшая, разомлевшая тишина; рабы, слуги и члены семейства хозяина дома искали прибежища в ненадежной тени - и лишь из западных покоев доносился веселый шум детской возни. Один угол этих покоев был надежно огорожен четырьмя боевыми щитами Амфитриона - хотя нет, центральный щит был парадным, с искусным барельефом, изображавшим Зевса, глотающего свою первую жену Метиду; в реальном бою такое украшение скорее мешало, чем помогало - и там, за этими щитами ползали восьмимесячные близнецы Алкид и Ификл, галдя, агукая и выясняя свои нелегкие отношения. Дети великого Амфитриона и целомудренной Алкмены. Или, вернее, дети божественного Зевса, великого Амфитриона и целомудренной Алкмены. Повод для сплетен и пересудов по всей Элладе. Напротив, сидя на низком ложе, клевала носом дряхлая нянька Эвритея. Впрочем, голова почтенной Эвритеи, чья иссохшая ныне грудь выкормила в свое время немало достойных фиванцев, в последние пять лет стала слишком тяжелой для тощей старушечьей шеи и тряслась практически всегда - так что лишь из-за этого не стоит упрекать Эвритею в излишней сонливости. Тем более что трое нянек помоложе спали уже давно, развалившись на циновках у стены, и их крепкий здоровый сон не вызывал у постороннего наблюдателя никаких сомнений в его подлинности. - Дай! - донеслось из-за щитов, и в щели мелькнула сперва розовая младенческая спина, а после и то замечательное место, по которому любят шлепать мамы не только в семивратных Фивах. - Да-а-а-ай!.. Звук оплеухи, возня, протестующие вопли… тишина. Тишина. Кто обвинит спящих, если в жаркий воздух летнего дня исподволь вкралось дыхание Сна-Гипноса, божества темного и неотвратимого, как и его старший брат, не знающий жалости Танат-Смерть?! Поэтому раскачивающаяся в полудреме Эвритея была единственной, кто заметил некое движение на полу, и старуха отнюдь не сразу поняла, что оно означает. - Да-а-а-ай! - еще раз послышалось из огороженного угла. Тишина. Две маслянисто-отсвечивающие ленты лениво скользили от порога к щитам, изредка задерживаясь и приподнимая узкие треугольные головки; они текли беззвучно, они были невинны и ужасны, и дряхлая нянька следила за ними сперва равнодушно, потом, когда понимание забрезжило в ее мозгу - испуганно; а родившийся в горле крик распух и застрял, мешая дышать и лишь слабым хрипением пробиваясь наружу. С перепугу Эвритее показалось, что змеи гораздо больше, чем они были на самом деле, что они - порождения Ахерона, реки подземного царства мертвых, что чешуя их отливает грозным огнем Бездны Вихрей; и голова старухи впервые за последние годы перестала трястись, застыв в оцепенении. «Зевс Всеблагий, - Эвритее казалось, что она кричит, но на самом деле губы ее лишь беззвучно шевелились, - матушка наша Афина-Тритогенейя… дети!. |
