|
Галинтиада склонилась над ней и ласково улыбнулась улыбкой матери, нагнувшейся над колыбелью. Ее сверкающие глазки не отрывались от ребенка, высохшие руки суетливо рылись в лохмотьях одежды, словно дочь Пройта страдала чесоткой - и почти неразличимые люди позади карлицы начали слабо раскачиваться из стороны в сторону, мыча что-то невнятное, что с одинаковым успехом могло сойти за колыбельную и за сдавленный вой.
- Слышу! - вырвалось у одного, того, который распеленал девочку. - Слышу Тартар… слышу, отцы мои!.. слышу… Галинтиада даже не обернулась. - Сын у Алкмены родился по воле великого Зевса! - забормотала она, приплясывая на месте. - Сын богоравный, могучий, какой до сих пор не рождался!.. Жертву прими, Избавитель, младенец, Герой Безымянный - жертву прими, но уже не по воле Зевеса, а тех, кто древней Громовержца… жертвуем искренне новорожденному… - Слышу Тартар! - подвывали сзади уже оба помощника. - Слышим, отцы наши… о-о-о… недолго уже… недолго!.. Правая рука Галинтиады резко вывернулась из лохмотьев, сжимая в кулаке кремневый нож с выщербленным лезвием; почти без замаха она вонзила нож в живот даже не вскрикнувшей девочки и косо повела лезвие вверх, со слабым хрустом вспарывая грудь. Левую руку дочь Пройта, не глядя, протянула в сторону - и один из помощников, не промедлив ни мгновения, вложил в нее дымящуюся головню из очага. Нож снова поднялся вверх, с его лезвия сорвалась капля крови - и, зашипев, упала на подставленную головню. Противоестественная судорога выгнула тело Галинтиады, она зажмурилась и запрокинула голову, вжимая острый птичий затылок в плечи. - Принято, - страстно простонала она. - Свершилось! Дальше… …В это время на руках у Навсикаи истошно закричал маленький Алкид. 2 Зеваки уже давно разбежались во все стороны, гоня перед собой мутную волну слухов, сплетен и пересудов, когда Амфитриона наконец впустили в гинекей. Он остановился у ложа, где откинулась на подушки бледная измученная Алкмена, хотел было… он так и не вспомнил, чего именно хотел, уставившись на два свертка, лежавшие рядом с женой. Два. Два свертка. - Близнецы, - заулыбалась Навсикая, а следом за ней и все женщины, находившиеся в гинекее. - Близнецы у тебя, герой! Ну ты и мужик - с самим Зевсом на равных! Да не мнись - иди, глянь на детей, жену поцелуй… Амфитрион, не чуя ног под собой, послушно обошел ложе, поцеловал в щеку тихую и какую-то чужую Алкмену - и почувствовал, что губы его помимо воли расползаются в совершенно дурацкую и безумно счастливую улыбку. Два совершенно одинаковых личика - сердитых, безбровых, еле выглядывающих из пеленок - одновременно сморщились, и двухголосое хныканье огласило гинекей. - Алкид и… Ификл, - вслух подумал Амфитрион. - Да, так я и назову вас: Алкид и Ификл. А боги… боги пусть разбираются сами. Да, дети? Мы-то с вами разберемся, а боги пусть сами… - Совсем ошалел на радостях, - с притворным раздражением буркнула Навсикая. - Городишь невесть что… Лучше вели кому-нибудь бежать в город и кричать, что у тебя двойня! - Обойдутся, - отрезал Амфитрион. - Нам спешить некуда - завтра все равно узнают, так что не будем пинать судьбу. И вот что… Он еще раз посмотрел на близнецов и наугад ткнул пальцем в того, что лежал слева от Алкмены. - Этот похож на меня, - уверенно заявил Амфитрион. |
