Сколько времени прошло!
Более привлекательной женщины за десять лет я не встретил. По‑прежнему прекрасная.
Бриджит… Слова бессильны описать ее красоту. Целой книги не хватит, чтобы вместить все оттенки зеленого и голубого, сменяющие друг друга в ее огромных глазах при малейшей смене настроения. Волосы, искрящиеся всеми оттенками меди. Кожа белоснежная, как страницы Нового Завета.
Из девчонки она превратилась в женщину, чье тело, должно быть, принесли на землю прихвостни Люцифера для того, чтобы разрушать семьи, провоцировать драки, морочить головы, отправить в Мексику на смерть четырех молодых мужчин.
Вспомните Денев в «Дневной красавице», Келли в «Жарком полдне», Экберг в «Сладкой жизни», и вы получите представление о красоте Бриджит. Правда, все эти актрисы блондинки, но я не могу припомнить ни одной рыжей, которая дотягивала бы до идеала. Разве что Бетт Дэвис или, возможно, Кидман.
Сейчас Бриджит тридцать – расцвет женской красоты. Все мужчины в комнате не отводили от нее взгляда: она действовала на них как гипноз.
Глаза мученицы, губы убийцы, сводящие с ума формы.
Ради того, чтобы хоть краем глаза взглянуть на нее, можно проехать на красный по Пятой авеню. Любой мужчина, увидевший ее в метро, наверняка сразу предложит ей руку и сердце.
На Бриджит была черная юбка – верх скромной элегантности. Туфли на низком каблуке – сама простота. Простота, которая стоит пятьдесят тысяч долларов. Элегантность, ради которой Вера Уонг всю ночь, не смыкая глаз, шила юбку вручную.
Бриджит.
Где же ты была все эти годы?..
Лишь в этот миг я осознал, насколько одиноким, насколько опустошенным себя чувствовал.
Целое, умноженное на ноль; выключенный экран; черная дыра, испаряющаяся в ничто.
Пустота – место, которого нет.
О, Бриджит…
Она повернулась. Увидела меня. А я увидел заплаканное лицо.
Пересекла комнату как в замедленной съемке.
Солнце скрылось за тучей.
Дрогнули губы.
– Майкл, – прошептала она.
Один повелительный жест – и всех как ветром сдуло. Остались только мы вдвоем. Бриджит сидела на одном конце дивана, я – на другом.
Руки лежат на коленях. Безжизненное лицо, усталые, опухшие от слез глаза. Она была измучена, и жизнь, казалось, вытекает из нее капля за каплей. Очевидно, с того времени, как исчезла Шивон, она не прилегла ни на минуту и отказывалась от снотворного, которое, вне сомнения, ей предлагали.
Горничная принесла чайник с зеленым чаем и одну чашку. Бриджит закрыла усталые глаза со слипшимися ресницами, слабым голосом поблагодарила горничную, та бесшумно исчезла. Бриджит сделала глоток чая.
Мы оба ждали, кто же нарушит молчание.
Бриджит заговорила первой.
– Майкл, я знаю, нам есть что сказать друг другу… – начала она и осеклась.
– Тебе нет нужды ворошить прошлое, – отозвался я.
– Не буду. Но не потому, что не хочу об этом говорить. Я о многом должна тебе сказать, о многом хочу спросить тебя. Однако не теперь. Не будем о том, что ты натворил. Понимаю, у тебя были веские причины, по крайней мере, они такими казались, но я не желаю обсуждать прошлое. Я попросила тебя приехать из‑за Шивон и говорить буду только о ней.
Ее грудь колыхнулась под шелковой водолазкой.
Так вот, значит, как у нас пойдут дела!
Что мне говорил Дэн? «Эта женщина – убийца, руководитель, непревзойденный мастер манипулирования другими людьми».
Я взглянул в ее бездонные глаза, полуприкрытые от усталости, и не сумел вспомнить, какого цвета они обычно бывают; сейчас – черны как сажа, абсолютно непроницаемый взгляд.
Мне надо быть начеку.
– Да, пока не время вспоминать. Думаю, мы каждый по‑своему делали то, что считали правильным. |